Мы быстро пересекли комнату, но, когда добрались до вестибюля, на нас набросились двое репортеров.
— О, мисс Рэд! — начал один из них. — Вы знаете, что происходит? Продолжат ли сегодня игру?
— Нет, игры не будет, пока вместо Фиске не приведут дрессированную обезьяну.
— Вы невысокого мнения о его игре, не так ли? — заметил другой репортер, что-то записывая в блокнот.
— Я не могу ничего сказать по поводу его игры, — ответила Лили. — Я всегда думаю только о своей собственной игре, как вы знаете. Что же касается матча, — добавила она, прокладывая дорогу к двери и оставляя репортеров позади, — я видела достаточно, чтобы не сомневаться в том, какой будет финал.
Мы с Лили проплыли через двойные двери и устремились вниз по склону на улицу.
— Ад и преисподняя! Где же Сол? — воскликнула Лили. — Вообще-то машина должна ждать меня перед входом. Сол отлично знает об этом.
Я посмотрела вдоль улицы и увидела огромный «роллс-ройс» Лили в конце квартала, на перекрестке с Пятой авеню. Я указала на машину.
— Великолепно! Еще один штраф за парковку в неположенном месте, только этого мне не хватало, — сказала Лили. — Давай уберемся отсюда до того, как эта проклятая толпа ринется наружу.
Она схватила меня за руку, и мы побежали по улице навстречу холодному резкому ветру. Когда мы добрались до перекрестка, я разглядела, что машина пуста. Сола нигде не было видно.
Мы перешли улицу, оглядываясь по сторонам в поисках нашего шофера. Когда же подошли к машине, выяснилось, что ключ торчит в замке зажигания, а Кариока пропал.
— Поверить не могу! — возмущалась Лили. — За все годы службы Сол ни разу не оставлял машину без присмотра. Где, к дьяволу, он может быть? И где моя собака?
Я услышала звуки, доносившиеся из-под сиденья, открыла дверь и наклонилась, заглядывая вниз. Маленький язычок облизал мне руку. Я вытащила Кариоку и уже хотела выпрямиться, чтобы передать его хозяйке, когда увидела нечто такое, отчего меня пробрала дрожь: маленькое отверстие в сиденье водителя.
— Смотри, — сказала я Лили, — откуда здесь эта дырка? Лили двинулась вперед, чтобы исследовать отверстие, но
тут раздалось негромкое «чпок!» и машина слегка содрогнулась. Я оглянулась — рядом никого не было. Я бросила Кариоку на сиденье и выскочила из машины. В боку «роллс-ройса», со стороны клуба «Метрополитен», зияло другое отверстие. Еще минуту назад его не было. Я потрогала отверстие, оно было теплое.
Я взглянула вверх, на окна клуба. Одно из французских окон на балконе, как раз рядом с американским флагом, было открыто. Занавеска шевелилась от ветра, но никого не было видно. Это было одно из окон комнаты, где проходила игра, то самое, что находилось рядом со столом судей.
— Господи! — прошептала я. — Кто-то стреляет по машине!
— Ты шутишь? — спросила Лили.
Она обошла «роллс-ройс» кругом и посмотрела на пулевое отверстие в боку машины, затем проследила за моим взглядом по траектории полета пули к открытому французскому окну.
На улице никого не было, ни одна машина не проезжала мимо, когда мы услышали «чпок!», хотя оставались и другие возможности.
— Соларин! — сказала Лили, хватая меня за руку. — Он ведь предупреждал, чтобы ты ушла из клуба! Этот ублюдок старается запугать нас!
— Он предупредил, что я окажусь в опасности, если останусь в клубе, — объяснила я Лили. — Но теперь я ушла из клуба. Кроме того, если бы кто-то хотел пристрелить нас, было бы довольно трудно промахнуться с такого расстояния.
— Он пытался убрать меня с этого турнира! — настаивала Лили. — Сначала он похищает моего шофера, затем стреляет по машине. Отлично! Так легко я не сдамся.
— Я тоже! — сказала я. — Давай убираться отсюда!
Поспешность, с которой Лили втиснула свою массу в водительское кресло, указывала на то, что она согласна со мной. Спихнув Кариоку с сиденья, она завела машину и вырулила на Пятую авеню.
— Есть хочу — умираю! — рявкнула она, перекрикивая ветер, который бил в ветровое стекло.
— Сейчас?! — взвизгнула я. — Ты сумасшедшая? Надо бежать в полицию!
— Ни в коем случае, — резко сказала Лили. — Если Гарри узнает об этом, он посадит меня под замок и я не смогу принять участие в турнире. Так что мы сейчас сядем где-нибудь, перекусим и подумаем, что делать. Я не могу думать на голодный желудок.
— Хорошо, если мы не идем в полицию, тогда давай поедем ко мне.
— У тебя нет кухни, — сказала Лили. — Мне нужно мясо, говядина или баранина, чтобы заставить работать клетки мозга.
— И все-таки давай поедем ко мне на квартиру. В трех кварталах от Третьей авеню есть гриль-бар. Но предупреждаю: как только ты наешься, я прямиком отправляюсь в полицию.
Лили остановилась перед рестораном «Пальма» на Второй авеню, в районе сороковых улиц. Она сняла с плеча сумку, достала из нее шахматную доску и засунула туда Кариоку. Он высунул из нее голову и завертел ею по сторонам.
— Не разрешается входить в ресторан с собаками, — объяснила Лили.
— Что ты предлагаешь мне делать с этим? — сказала я, вертя в руках доску, которую Лили швырнула мне на колени.
— Держи ее, — сказала она. — Ты компьютерный гений, я специалист по шахматам. Стратегия — наш хлеб. Я уверена, мы можем все просчитать, объединив наши усилия. Но сначала тебе надо хоть немного разобраться в шахматах. — Лили упихала голову Кариоки обратно в сумку и застегнула «молнию». — Слыхала выражение «Пешки — душа шахмат»?
— М-м… Звучит знакомо, но не помню, кто это сказал.
— Андре Филидор, отец современных шахмат. Во время Французской революции он написал знаменитую книгу о шахматах, в которой объяснил, что использование пешек может привести к тому, что они станут такими же значимыми фигурами, как и основные. Раньше никто об этом не думал, пешками жертвовали, чтобы освободить путь, не блокировать ими ходы.
— Хочешь сказать, что мы — пара пешек, которыми кто-то хочет пожертвовать?
Я нашла эту идею странной, но заслуживающей внимания.
— Нет, — заявила Лили, вылезая из машины и вешая сумку через плечо. — Я хочу сказать, что пришло время объединить усилия, пока мы не узнаем, что это за игра, в которую мы играем.
На том и порешили.
Размен ферзей
Королевы в сделки не вступают.
Льюис Кэрролл. Алиса в Зазеркалье. Перевод Н. Демуровой
Санкт-Петербург, Россия, осень 1791 года
Среди заснеженных полей скользила тройка, горячее дыхание лошадей струями пара вырывалось из ноздрей. На подъезде к Риге снег на дорогах стал таким глубоким, что пришлось поменять закрытую темную повозку на эти широкие открытые сани с запряженной в них тройкой лошадей. Звенели серебряные колокольчики на кожаной упряжи, а на широких изогнутых боках саней красовался императорский герб, состоящий из множества золотых гвоздей.
