Я моментально нажала на красную клавишу. Ну
конечно! Я попала в один из крупных сетевых супермаркетов. Не так давно я туда
звонила, хотела узнать, может ли их служба доставки привозить в Мопсино
продукты. Однако интересный номерок для связи оставил человек, который поместил
старуху в больницу!
Погрузившись в размышления, я оперлась на
руль. Вопреки моим ожиданиям в бухгалтерии не оказалось сведений о том, кто
платил деньги, зато был указан адрес самой Пелагеи Андреевны. Наверное, клинику
не интересует личность, так сказать, спонсора, главное, что сумма внесена
полностью. Запас времени у меня есть, значит, надо ехать в деревню с
пасторальным названием Опушково и там попытаться найти родных Пелагеи
Андреевны. Старушке перевалило за семьдесят, вряд ли она жила одна. Скорее
всего, я наткнусь там на ту самую таинственную ночную гостью Брыкина.
Опушково делилось дорогой на две части. Я
притормозила у местного магазинчика, вошла внутрь и спросила у продавщицы,
самозабвенно читавшей растрепанный томик Татьяны Устиновой:
– Не скажете, где дом Суворовой?
Тетка положила книгу на прилавок.
– Кого?
– Суворовой Пелагеи Андреевны, – уточнила я.
Баба нахмурилась, потом заорала:
– Таньк!
Из подсобки высунулась рыжеволосая девушка.
– Чего, тетя Катя?
– Кто у нас Суворова?
Татьяна удивленно выпятила губу.
– Разве есть такая?
– Вот и я о том же, – пожала плечами Катерина
и посмотрела на меня. – Не слыхала я эту фамилию, а живу в Опушкове всю жизнь.
– Никаких Суворовых тут нет, – подхватила
Таня.
– Не может быть! – растерялась я. – Старуха
семидесяти с лишним лет. У нее не так давно инсульт случился, в больницу ее
увезли.
– Слышь, теть Кать, – оживилась Татьяна, – а
не та ли это пенсионерка, что у Майки дом сняла?
– Точно! – хлопнула себя по лбу Катерина. –
Шебутная бабушка, прямо коза!
– Обвесится бусами, – захихикала Таня, –
губной помадой намажется – яркой, вырви-глаз! – и ну по деревне гулять. Один
раз Гришка Малой ее чуть было на своем трейлере не сшиб. Он тогда пошел к Майке
и вломил ей по первое число. И правильно, нанялась за деньги за бабкой
приглядывать, так смотри! Вот сбил бы старуху – и каюк!
– Бабку жаль, – отрезала Катерина, – но Гришу
жальче. У него пятеро детей, куда их девать, если отца на зону за наезд упекут!
– Майка вообще безответственная, – возмущенно
сказала Татьяна. – Она у нас в тетрадке записана – в долгах по маковку! Ты,
тетя Катя, слишком добрая. Если она не заплатит, кому расход нести? Зачем ей
хорошие консервы отпускаешь? В понедельник ты Майе лосося дала, а ей
деликатесная рыба не по карману!
– Не злись, – отмахнулась Катерина, – жаль мне
Майку, баба не пришей кобыле хвост.
– Сама виновата! – повысила голос Таня. – Пить
меньше надо!
– У ней сын умер, – вздохнула Катерина.
– Где дом Майи? – Я попыталась остановить
пустой спор.
– Дом? – фыркнула Таня. – Сарай!
– Езжайте до знака «кирпич», – пояснила
Катерина, – там налево сверните и по проселку. Последняя изба за водокачкой.
– Вы только ей денег не давайте, –
напутствовала Татьяна, – мигом пропьет.
Домик, в котором, предположительно, жила до
отправки в больницу Пелагея Андреевна, выглядел крайне убого. Покосившаяся на
один бок хатка с грязными окошками, давно не крашенными стенами и рамами, с
крышей, покрытой позеленевшим от времени толем. Даже на простой, давно уже
никем не используемый шифер у хозяйки денег не хватило.
– Есть тут кто? – закричала я, входя в
захламленный двор.
Наверное, владелица фазенды бродит по
близрасположенным помойкам и собирает там всякий хлам – около крыльца валяются
ржавые ведра, помятый чайник, тряпки, бутылки, эмалированный бидон, рваные
газеты. Единственное, чего нет в куче, – так это пищевых отбросов. Похоже, еда
здесь уничтожается без остатка.
– Есть здесь кто-нибудь? – повторила я,
опасливо поглядывая на полуразвалившееся крыльцо. Не хотелось бы сломать ногу,
наступив на прогнившую доску.
Снизу послышался тихий всхлип, от
неожиданности я подпрыгнула и тут же успокоилась. Из-под груды барахла выползла
маленькая серо-черная собачка, похоже, помесь болонки с терьером. Увидав меня,
она упала на живот и вжалась в землю.
– Не бойся, – тихо сказала я, присела и
погладила всклокоченную шерстку.
Сердце пронзила жалость. Ну чем несчастное
создание провинилось перед небесами? За что оно живет в грязи и голоде? Пальцы
нащупали выпирающий позвоночник и ребра животного. А еще у собаки явно отит,
потому что песик заплакал, когда я случайно задела одно ушко.
– Дай посмотрю, что у тебя там, – попросила я
и аккуратно подняла свалявшуюся шерстку.
Так и есть, внутри ушной раковины полно черных
катышков, наружу вытекает гной – у несчастной псинки запущенное воспаление. С
бедой можно справиться, нужны промывание, капли, мазь и, вероятно, уколы
антибиотика. Если сейчас начать лечение, через пару недель собачка забудет о
боли, но, похоже, бедняжка никому не нужна. Однако она не беспризорная – на
худой шейке застегнут слишком широкий для столь маленького существа кожаный
ошейник.
– У меня в машине есть набор лекарств, –
протянула я, поглаживая трясущееся тельце, – если ты никуда не уйдешь, принесу
медикаменты и попытаюсь хоть что-нибудь сделать. Хотя бы промою ушки перекисью.
Или поискать здесь аптеку?
– Какого хрена? – заорали изнутри избы.
Я подняла голову. Псинка, повизгивая,
попыталась уползти, из распахнувшегося окна на нас смотрела тетка
неопределенного возраста. Одутловатое лицо, опухшие глаза, багровая кожа на
щеках и носу без слов говорили об излюбленном занятии «красавицы» –
беспробудном пьянстве.
Глава 9
– Че приперлась? – завизжала хозяйка. –
Спереть имущество хочешь?
– Мне не нужны ржавые ведра, – возмутилась я.
– Вы Майя?
– Допустим, – сбавила тон женщина. – А ты кто?
– Суворова Пелагея Андреевна здесь живет?
– Это моя изба! Личная! Собственная!