В конце концов пьяница задолжала всем и
окончательно опустилась. Несколько раз Майя делала попытку подняться и даже
вывешивала у магазина и на станции объявление «Сдается дача, недорого». Но
люди, хотевшие спокойного отдыха, мигом убегали прочь, увидев хозяйку. Никто
даже не заглянул в летний домик, кстати, достаточно приличный. Сама Майя туда
не ходила.
Не так давно к ней заявилась соседка Мария
Ивановна, жена дальнобойщика Игоря, и сказала:
– Помнишь, сколько ты мне должна?
– Отдам, – пообещала Майя.
– С каких шишей? – засмеялась Мария Ивановна.
– Заработаю и верну, – буркнула пьяница.
– Мало надежды, – соседка трезво оценила свои
шансы на получение денег. – Но ты можешь отработать долг.
– Плохо себя чувствую, голова болит, –
закряхтела Майя.
– Особых усилий не понадобится, – сказала
Мария Ивановна. – Я сдала свою пристройку на лето хорошим людям, они бабушку к
нам привезли. Оплатили и дом, и еду, и уход. Да только мне на голову свалилась
Лариса, бывшая невестка, с внуком. Вон их никак не выгнать, а в одном доме жить
не можем, вторая жена Кости первую на дух не переносит. Вот я и придумала: ты
пустишь бабку в летний домик, а мы тебе долг простим.
– Больно жирно получается! – возмутилась Майя.
– Мне, значит, за старухой следить? И на какие шиши я ее кормить буду?
– Только жилье предоставишь, – успокоила
пьяницу Мария Ивановна, – остальное наша забота.
– Тогда ладно, – согласилась Майя.
Костик, сын соседки, привел домик в порядок,
притащил туда мебель, повесил занавески, наладил телеантенну. Пелагея Андреевна
оказалась вполне милой старушкой, и Майя живо поняла свою выгоду. Один раз она
предложила Суворовой погулять по деревне, подвела ее к магазину, посадила во
дворе и, зайдя в сельпо, сказала продавщице Кате:
– Отпусти консервов в долг, у меня дом сняли,
вон москвичка на лавке кукует. Она со мной через пару дней расплатится, я тебе
деньги принесу.
Екатерина, несмотря на то что хорошо знала
Майю, поверила пьянице. А та разжилась у местной самогонщицы бутылкой первача и
ушла в загул.
Как долго длился запой, Майя сказать не могла,
календаря у нее нет, на работу она не ходит, поэтому способна определить лишь
время года – лето. Очнувшись, Майя стала искать денег на опохмел и первым делом
отправилась к Пелагее Андреевне, но той на месте не оказалось...
– Ушла, – бормотала сейчас Майя, – и собаку
свою придурковатую бросила. Никак не уходит! Вчерась я швырнула в нее топор, да
не попала. Хотела прибить суку – не получилось.
– Пелагея Андреевна пропала, оставив пса? –
уточнила я.
– Ага, – кивнула Майя, – мне самой жрать
нечего, а тут эта дрянь. Имя у нее дурацкое – Плюшка. Тьфу! Зачем пса заводить,
да еще такого? Один расход. Слушай, может, поймаешь уродину?
– Зачем? – бдительно спросила я. – И потом,
Плюшка никуда не убегает. Я только что ее гладила.
– Это она тебе далась, а от меня бежит, –
возмутилась Майя. – Поймай, а? Я ее в ведре утоплю. Ходит по двору как у себя
дома... Не люблю собак! Одни блохи от них!
Я прижала руки к груди. Много лет назад мой
папа сказал маме, оперной певице:
– Солнышко, ребенка надо отвести в спортивную
секцию самбо.
– Ты с ума сошел, Андрей! – возмутилась
мамуля. – Еще предложи малышку в бокс отдать! У нас девочка, ты не забыл?
– Женщина должна владеть навыками рукопашного
боя, – не успокаивался отец, – чтобы постоять за себя.
– Отвратительно, – заявила мама, и меня
отправили в музыкальную школу.
Став взрослой, я много раз жалела, что в
школьные годы не научилась кулачному бою и не умею делать бросок через бедро.
Иногда очень хочется в качестве решающего аргумента долбануть собеседника по
носу. Но, к сожалению, физической силой я не обладаю, поэтому приходится
сдерживаться. Хотя сейчас желание сунуть Майю головой в то самое ведро с водой,
в котором она собирается утопить несчастную Плюшку, всецело завладело мною.
Кстати, брошенная собака обладает ярко выраженными экстрасенсорными
способностями – едва Майя показалась во дворе, Плюшка словно растворилась в
воздухе. Подавив гнев, я велела пьянице:
– Покажите мне летний домик.
– Деньги! – потребовала алкоголичка.
Получив тысячу рублей, хозяйка отвела меня к
сарайчику, который внутри оказался вполне пригодным для обитания. На небольшой
застекленной веранде стояли стол, накрытый потертой клеенкой, софа,
двухконфорочная плита и длинная скамейка с тремя ведрами. Далее шла примерно
десятиметровая комната, узкая, как пенал. В ней имелись кровать, тумбочка, стол
с телевизором и кресло.
– А где вещи Пелагеи? – спросила я у Майи.
– Не знаю, – ответила та. – Вон календарь
висит.
Я посмотрела на стену. Там, на гвоздике,
болталось яркое издание, некоторые цифры были обведены кружками, рядом чернели
какие-то надписи. Пелагея Андреевна, похоже, очень любила собак, она купила
календарь, украшенный фотографиями щенков. Старушка не отрывала листы, она их
просто переворачивала.
– Возьму численник, – сурово сказала я.
– Он денег стоит, – не упустила шанса
заработать Майя.
– Верно, но не вы его покупали.
– Вернется бабка, потребует свое имущество,
что ей скажу?
Пришлось достать еще одну купюру. Я помахала
перед носом Майи казначейским билетом и сказала:
– Отведите меня к Марии Ивановне, тогда
получите гонорар.
– Ее избу отсюда видно, – Майя ткнула пальцем
в окно, – далеко ходить не надо!
Я сняла со стены календарь, свернула его
трубочкой и двинулась через заросший лопухами и крапивой огород в соседний дом.
Мария Ивановна откровенно испугалась, увидев
гостью. Она проводила меня в парадную комнату, нервно пригладила волосы и
забубнила:
– Ничего плохого мы не сделали... бабушка не
наша, не родная...
Я положила руки на стол, застеленный
накрахмаленной до хруста скатертью, и завела проникновенную речь:
– Уважаемая Мария Ивановна, как я уже
говорила, я являюсь представителем клиники Сейфуллина. У Суворовой инсульт, она
не способна к общению, нам необходимо найти ее родственников.
