– Узко тут, – пропыхтела я, следуя за ним.
– Шире не получилось, – ответил Сидя. – А
здесь вход к Матвею. Мы раньше своей дружбы особо не демонстрировали, просто
коллегами прикидывались. Придем домой и по своим норам. Охранник в подъезде
куда надо так и стукнет: «Вернулись, разошлись по хатам, оттуда не вылезают». А
Мотя давно уже у меня на кухне шахматы расставляет.
– И как вы построили такой тоннель? –
изумилась я, очутившись в высокой сводчатой галерее.
– Ваня Арцибашев, покойник, помог, – пояснил
Сидя. – Он историей Москвы и области увлекался, карты имел уникальные. Тут
задолго до Советской власти монастырь стоял, святые отцы и проделали дорогу к
реке. Мы с Мотей просто к древнему ходу подсоединились. Самое трудное было тот
небольшой лаз проковырять, который наши квартиры соединяет. Эхе-хе, мы рыли,
как граф Монте-Кристо, а Олечка землю прятала. Сначала она все горшки и кадки в
доме его набила, цветы развела, а потом стала в хозяйственной сумке почву
выносить. Сядет на троллейбус, прокатит пять остановок, а потом в укромном
месте высыпает. Как-то раз мы сюда американца притащили на встречу с одним
писателем-диссидентом, тот рукопись на Запад переправить хотел. Штатник
поджарый, сухой, без проблем через узкое место протиснулся, а литератор, хоть и
опальный, да ел хорошо, брюхо отрастил. По галерее прошел спокойно, а дальше
никак! Пришлось им прямо под землей договариваться. Вот, мы добрались!
Исидор толкнул небольшую железную дверь –
потянуло свежестью, мы очутились на берегу Москвы-реки.
– Здесь никого не бывает, – добавил математик,
– местность глухая, у монахов лаз деревянным люком заканчивался, а мы его на
стальной лист поменяли. Молодые были, сильные, море по колено! Сейчас проход
уже никому не нужен, Мотя иногда им по старой памяти пользуется, а я даже не
открываю. Табличка – моя идея, здорово народ отпугивает!
Я посмотрела на внешнюю часть створки,
предусмотрительно выкрашенную в цвет жухлой травы. На ней красовался
прямоугольник с грозной надписью «Осторожно: радиоактивность!» и бил в глаза
красный значок – нечто вроде вентилятора с широкими лопастями.
– А теперь, деточка, твоя очередь правду
рассказывать, – сказал Сидя.
Глава 14
– Вашу квартиру нельзя назвать абсолютно
безопасной, – заметила я, закончив повествование. – Черный ход вы не
закрываете, парадную дверь тоже, а теперь еще и тайный тоннель обнаружился.
– Ты не права, деточка, – возразил Сидя.
– В чем же?
Исидор растерялся.
– Сюда никто со злым умыслом не войдет.
– Почему? Что помешает вору?
– У нас все на местах!
Я посмотрела на Исидора.
– Вы ежедневно проверяете безделушки?
– Ну... нет, конечно. Но они все в наличии, –
нелогично заявил профессор.
– В квартире огромное количество вещей! –
заметила я, когда мы вернулись назад. – Можно утаскивать потихоньку, и никто не
обратит внимания. Лампочки тусклые, а днем яркий свет не пропускают грязные
стекла и полузакрытые гардины. Возьмем хотя бы библиотеку! Там на полке
статуэтка – она, похоже, золотая?
– Да-да, – подтвердил Сидя, – премия за
конкурс в Вене, на подставке написано, где и когда состоялось вручение.
– А вон та непонятная штука?
– Древняя статуэтка из Японии, мне ее ректор
Токийского университета преподнес, раритетная вещь.
– Три замечательные гравюры в простенке между
книжными шкафами...
– Привезены из Парижа, Олечке в подарок,
датируются восемнадцатым веком, – тут же сообщил Сидя.
– Серебряный сервиз на столике...
– Презент от общества математиков
Великобритании к моему юбилею.
– Исидор, все вышеперечисленное имеет огромную
ценность!
– Деточка, мне неважна материальная
составляющая, главное – память.
– Но для кого-то основным аспектом являются
деньги, которые он может выручить за золото, серебро или картину! Пожалуйста,
Сидя, посмотрите, не пропало ли чего?
Профессор начал ходить по кабинету, бормоча
под нос.
– Вроде нет потерь, хотя о мелочах я мог и
забыть. Самое ценное, мои рукописи, лежат в кабинете, они не тронуты. Пустых
мест на полках нет, все в порядке. Деточка, поймите, никто сюда не полезет,
вокруг приличные люди, в наших домах до сих пор живут исключительно свои,
ученые и члены их семей. Жилплощадь принадлежит НИИ, в котором мы служим, ни
продать, ни обменять квартиры невозможно. Как это ни странно, но наш околоток,
несмотря на разбушевавшийся капитализм, сохранил свою целостность.
Я с восхищением смотрела на Исидора. Надо же,
дожить до преклонных лет и сохранить веру в людей! Согласитесь, это явление
нечастое. Профессору даже в голову не приходит, что у его престарелых коллег
есть дети, внуки, правнуки. Вряд ли все молодые люди идеально воспитаны, среди
них может попасться и воришка. Нельзя в наше время жить с распахнутыми дверями.
– И пойми, про подземный ход никто не знает! –
ворчал Исидор.
– Олимпиада, ваша жена Оля, – стала я
перечислять людей.
– Они умерли.
– Матвей...
– Он никогда не проговорится. Мотя умеет
держать язык за зубами!
– А те люди, которые сюда приходили? Разные
диссиденты... Они ведь в курсе?
Исидор заморгал.
– Деточка, последний гость вылезал из книжных
полок году этак в... восемьдесят шестом. Потом полицейское государство
развалилось и надобность скрываться пропала.
– Павел знает о тайном ходе?
– Нет, нет.
– Неужели ваша дочь ему не рассказала?
– Ксюша?
– Да.
– Вообще-то, она не моя дочь.
Я потрясла головой.
– Погодите! Брыкин пришел жить к вам в семью.
Когда Ксения утонула, он остался с вами, так как не захотел покидать отца
умершей супруги.
– Все верно. Но я не родной отец Ксюши, у нас
с Олей не могло быть детей. Вот у Моти есть дочь, Галина, они с Ксенией в
детстве дружили.
– Так откуда взялась Ксюша?
Исидор вздохнул.
