– Я ее не трогал, – чуть слышно ответил
Брыкин, – я ее любил.
– Как Ксюшу, – уточнила незнакомка. – И как
Жанну с Аленой!
Раздался шорох, потом тихий стук. Я сидела в
шкафу, окаменев, как испуганная ящерица.
– Господи, за что? – вдруг отчетливо совсем
рядом произнес Павел. – За что? За что? За что?
Наконец наступила тишина. Спустя минут пять я
рискнула пошевелиться, потом осторожно высунулась в холл: никого! Вот вам мое
везение – ну почему в самый неподходящий момент петли начали скрипеть, а сейчас
не издали ни звука?
Глава 22
В десять утра я позвонила Нине Косарь,
рассказала ей о последних событиях и попросила:
– Павел Брыкин был трижды женат. Будь добра,
найди данные на всех его жен и выясни, отчего они скончались.
– Сейчас займусь, – откликнулась Нина. – А ты
что будешь делать?
Я хотела ответить, но услышала в коридоре
чьи-то осторожные шаги и живо сказала:
– Перезвоню через пару минут, – и пошла
смотреть, кто там шастает.
Перво-наперво я заглянула в кухню и обозрела
пустое пространство, потом, набравшись нахальства, засунула нос сначала в
спальню к Исидору, а затем в комнату Павла. И математик, и бизнесмен мирно
спали.
Я пошла к себе, закрыла дверь, взялась за
телефон, и тут в глубине квартиры раздался глухой звук – словно кто-то уронил
мешок с мукой. Я понеслась по коридору к библиотеке и, вбежав туда, заорала:
– Есть тут кто?
В дальнем углу комнаты зашевелилась какая-то
тень.
Я схватила здоровенную напольную вазу и
взвизгнула:
– Немедленно выходи! А то плохо будет!
– Простите, пожалуйста, я не хотел вас
беспокоить... мне Исидор разрешил... – заскулил хрипловатый баритон. – Очень
глупо вышло...
– Вы кто? – слегка успокоившись, спросила я.
– Григорий Селезнев, – прошелестела тень.
Я рухнула на диван.
– Фу! Что вы здесь делаете? Как попали в
квартиру?
– Вошел.
– Хороший ответ! – рассердилась я. – Понятно,
что не влетели в форточку! Кто вам открыл?
– Никто, – растерянно бубнил Селезнев, – дверь
всегда не заперта.
– Неправда! Я вчера сама повернула ключ.
Впрочем...
– Вы хотели что-то сказать? – забеспокоился
Григорий.
Я помотала головой. Не следует сообщать
заказчику о таинственной гостье, которая посещает Брыкина. Мне стала понятна
ситуация: я-то старательно заперла двери, а вот Павел, выпроваживая незнакомку,
как всегда, не побеспокоился ни о щеколде, ни о замке.
– Что вы здесь делаете? – повторила я.
Григорий показал мне букет в хрустальной вазе,
стоявшей на журнальном столике.
– Цветы!
– Вижу, – кивнула я, – астры, весьма красивые.
– Исидор разрешил мне их принести.
– Вы захотели украсить библиотеку? –
поразилась я.
– Да, – прошептал Селезнев. – Понимаете,
человека принято хоронить на третий день, вроде именно тогда душа отделяется от
тела и уходит к богу. Вообще-то, я материалист, не верю во всякие там
астральные тела, понимаю, что смерть – это навсегда, возврата оттуда нет. Но
когда трагически скончалась моя Клара... когда я остался без моей любимой
жены... подумал... решил... вдруг и правда тот свет существует?
– Несомненно, ваша жена сейчас на небесах, и
она счастлива, – с жаром сказала я, испытывая к Селезневу жалость.
– Полагаете? – неожиданно повеселел Григорий и
начал теребить край широкой, сильно мятой футболки.
– Стопроцентно! – покривила я душой. – Сходите
в любой книжный магазин и посмотрите литературу, посвященную жизни после
смерти.
Григорий закивал.
– Непременно. И еще я подумал: моя любимая
жена необыкновенная женщина, она понимает, как мне плохо, и если даже находится
в ином мире, сумеет найти способ связаться со мной. Но мне пока не отдали тело,
и я не могу упокоить Клару.
– Примите мои искренние соболезнования, –
пробормотала я.
Всегда теряюсь, когда нужно выразить человеку
сочувствие в связи с кончиной близких. Какие слова тут подойдут? Все не
годится!
– Вдруг душа моей любимой жены Клары мучается?
– монотонно продолжал Селезнев. – Ждет красивых слов, букетов... Поэтому я
позвонил вчера вечером Исидору. Каюсь, забыл глянуть на часы, за полночь
старика побеспокоил, попросил: «Разреши завтра с утра заглянуть, цветы
поставить на месте гибели моей Клары и немного посидеть». Исидор замечательный
человек, меня за бестактность не отругал, тут же воскликнул: «Гриша, ты же у
нас почти родственник, что за глупые вопросы? Приходи в любое удобное тебе
время». Ну я и явился пораньше, зная, что двери у Паши с Исидором всегда
открыты, вот и проскользнул в квартиру. Думал, что действую тихо, но вас
разбудил. Простите, Христа ради!
– Я давно встала, вы нисколько меня не
побеспокоили. Хотите кофе? – спросила я.
– Со сливками? – поинтересовался Григорий.
– Можно с ними, еще есть сгущенка. Пойдемте, –
улыбнулась я.
Селезнев быстро встал, пошатнулся, уцепился за
край стола и медленно опустился на пол.
Я кинулась к нему.
– Вам плохо?
– Голова кружится, – еле слышно промолвил
Григорий, одергивая серую майку. – Принесите валидол, пожалуйста... Он точно
есть в аптечке.
– А где она? – растерялась я.
– Около кухни небольшая кладовая, – прошептал
Селезнев, – там на стене висит.
Я опрометью кинулась за валидолом в кладовку,
увидела довольно объемный железный шкафчик с красным крестом посередине,
распахнула его и поразилась безукоризненному порядку в аптечке. Надо же,
безалаберные хозяева расставили флакончики, пузырьки и тубы, как солдат на
параде.
Когда я вернулась в кабинет, Селезнев лежал на
животе около дивана.
– Вы упали? – кинулась я к нему.
– Там на полу какой-то пакет, – довольно
бодрым голосом сообщил Григорий. – Может, что-то нужное туда закатилось? Не
могу достать.
