– Ленка, – высунулся из окна старик, – зови
гостью в дом! Да чаю ей набуровь! Эх, всему тебя учить надо... Ну, шкандыбайте
в залу!
Владя посмотрела на меня.
– Вас не затруднит зайти? А то папа не
отстанет.
– С большим удовольствием, – абсолютно честно
ответила я.
Горница Владлены напоминала чистотой
операционную, а дедушка, восседавший у большого стола, был наряжен в белую
рубашку.
– Небось о парнях поболтать охота? – хмыкнул
он, беря газету. – Говорите, не смущайтесь, а я о политике почитаю. Ленка, где
лупа?
Владя вынула из буфета круглое увеличительное
стекло в пластмассовой оправе с длинной ручкой.
– Вот, папа, держи.
Дед углубился в изучение прессы.
– В деревне была только одна Нинка Косая? –
вернулась я к интересующей меня теме.
– Ну да, – кивнула Владя, – второй такой не
нужно. Прежде она тихо жила, не скандалила. Придет – деньги клянчит, а если
прогонят – уйдет. Вот Семен, ее муж, буйным хулиганом был, мог окна побить или
ножом пырнуть. Плохо он кончил – посадили его, уж и не вспомнить, в каком году.
– Давно это было, – внезапно сказал дед, –
Ванька наш только в школу пошел, как Сенька Родионова зарезал и на зону уехал.
С тех пор Нинку и подхватило квасить. Она и раньше за воротник заливала, а
после Семеновой посадки вразнос пошла.
Я покачала головой.
– Бедная женщина!
– Незачем ее жалеть, – обозлился дед.
– Ну как же! – театрально удивилась я. – Дети
в Анголе погибли, потом дом сгорел... Не всякий такой удар судьбы вынесет. Одно
утешение, внук хороший вырос! Бизнесменом стал.
Владя со стуком поставила на скатерть красную
кружку.
– Вы о ком говорите? – с изумлением спросила
она.
Дед отложил газету и уставился на меня.
– У Нины был сын. Или дочь, я точно не знаю.
Ребенок стал дипломатом, работал в Анголе, там погиб, а его сын, Паша, вернулся
к бабушке. Внук в школу ходил, у Нины сгорел шикарный трехэтажный дом, пришлось
ей переехать в сарай.
Владя засмеялась.
– Кто же такой сериал придумал, от кого
новости?
– От Паши Брыкина, – с невинным видом заявила
я. – Понимаете, он наш начальник, генеральный директор, скоро будем праздновать
годовщину основания фирмы, вот мы с коллегами и решили сделать Павлу сюрприз –
фотоальбом о родной деревне Гоптево и жизни его бабушки Нины. Честно говоря, мы
думали, Косая – это фамилия, а не прозвище.
Дед закашлялся, отложил лупу в сторону.
– Хочешь правду расскажу?
– Папа, – укоризненно перебила отца Владя, –
не надо.
– Не твое дело! – фыркнул старик. – Пашка
пришлый, он сюда с неба свалился и внуком Нинки назвался. Только он ей никто,
это так же верно, как то, что меня Степаном Митричем зовут.
– Отец! – попыталась остановить его дочь.
– А нечего брехать! Дом у ней сгорел... Вот уж
враки! – распалился Степан Дмитриевич.
– Не было никакого дома? – подначила я деда.
– Тю! – махнул рукой Митрич. – Можешь к оврагу
сходить и полюбоваться на постройку. Мало она с тех пор переменилась – два
окна, дверь и крыша до земли свисла. Да еще стоит в красивом месте: сзади
овражина, куда вся деревня еще со Второй мировой войны мусор таскает, спереди
речка, от нее сырость, комары и шум. Там мостки сделали, бабы белье полощут,
дети в воду сигают. Сколько раз Нинка из окна орала: «Уйдите вон, отдыхать
хочу, это мой причал, на моем берегу». Да народ плевать хотел на ее вопли.
– Трехэтажный каменный особняк не горел? –
тупо спросила я.
– В Гоптеве самое большое здание школа, вот
она из кирпича, – пояснила Владя, – остальные дома – деревянные избы. Народ тут
бедный, мало зарабатывает, ничего шикарного не имеет.
– И родственников-дипломатов у Косой не было?
Митрич хлопнул себя по бокам.
– Нинка еще бы сестрой Брежнева назвалась или
Валентиной Терешковой!
– Но внук-то был, – напомнила я, – жил у нее
Павел Брыкин.
– Пашка-то? – прищурился дед. – Был такой жук
навозный.
– Папа! – воскликнула Владя. Потом посмотрела
на меня: – Простите отца, он порой не понимает, что говорит.
– Замолчи! – Митрич стукнул кулаком по миске с
крыжовником. – Взяла моду дурака из отца делать! Ну-ка вспомни, почему тебя в
Ветеринарную академию приняли и стипендию предоставили? В общежития только
иногородних селили, подмосковные туда-сюда на электричке мотались. Отчего тебе
сразу место нашлось? За красивые глаза? Или, может, школу ты с отличием
окончила? Нет! Папа ордена-медали нацепил и к ректору на прием попер: «Помогите
дочери ветерана!»
– С тобой невозможно разговаривать, – покачала
головой Владя.
– Лучше слушай отца, – загудел Митрич. – Я еще
не идиот, память имею острую. Гостья-то из милиции! Верно?
Я растерялась, а Владя укоризненно сказала:
– Папа, что за идеи тебе в голову лезут?
– Сам в органах служил!
– Ты состоял во вневедомственной охране,
магазин на станции стерег, – уточнила дочь.
– Оружие имел, жуликов ловил. Вы же при
погонах? – Митрич уставился на меня немигающими глазами. – Хоть я и дед, но в
заблуждение меня не ввести!
– Вы правы, – кивнула я, раскрыла сумку и
вынула удостоверение.
– О! – подскочил он. – Что я говорил?
– Но как ты понял, папа?! – поразилась Владя.
– Опыт не пропьешь, – гордо ответил дед. –
Из-за Пашки пришли? Он опять кого-то утопил? Вас как зовут?
– Полковник милиции Евлампия Андреевна
Романова, – представилась я старику.
Митрич встал.
– Гвардии сержант Антонов. Имею награды –
ордена и медали за войну, грамоту за безупречную службу в мирное время.
– Садитесь, – приказала я.
– Есть! – отрапортовал дед. – Служу Советскому
Союзу!
– Можете рассказать что-нибудь о Павле
Брыкине? – поинтересовалась я.
Митрич откашлялся.
