Сначала глаза наткнулись на книжные полки,
забитые «толстыми» журналами, выпущенными еще в советские годы: «Новый мир»,
«Иностранная литература», «Октябрь», «Звезда Востока», «Нева». Похоже, в свое
время Ринг выписывал всю периодику. Затем я приметила белый короб под потолком,
тянущиеся от него вниз трубу и цепочку с фарфоровой ручкой и лишь потом увидела
огромный унитаз, на котором с полным комфортом мог бы устроиться слон.
Пришлось выйти и повторить путь. Пятая по
счету дверь опять оказалась входом в сортир. Собравшись с духом, я вернулась на
кухню и спросила:
– Моя комната пятая?
– Верно, – подтвердил Исидор.
– Но там уголок задумчивости! – прошептала я.
– Кабинет в другом коридоре, – поразился Сидя.
– Я имею в виду туалет, – уточнила я.
– Да ну? – поразился Мотя. – Пойдемте!
Физик ловко вскочил и побежал, громко считая
вслух.
– Раз, два, три... Опля! Ваша светелка.
– Вход был закрыт занавеской, я считала лишь
видимые двери, думала, за драпировкой... – попыталась оправдаться я.
Слова закончились. Чем дольше говорю, тем
большей идиоткой выгляжу. Ну что могут прятать гардины, повешенные в
удавообразном коридоре? Книжные полки? Окно?
– Вас устраивает спаленка? – церемонно
осведомился Исидор, материализуясь на пороге. – Она маленькая, но уютная.
– Пошли, доиграем, – Мотя потянул приятеля за
руку.
– Я загнал тебя в угол, – потер ладошки Сидя.
– Не бывать такому! Смерть римским легионам! –
возвестил Мотя, и старики резво ускакали.
Я опустилась в здоровенное вольтеровское
кресло. Ничего себе, маленькая спаленка! Метров двадцать, не меньше. И кровать
ей под стать – дубовая, с пятью пуховыми подушками. А еще три здоровенных
гардероба, письменный стол, парочка торшеров, кресло. Одну стену, естественно,
занимают полки, забитые пыльными томами, на другой висят занавески,
прикрывающие огромное окно. Уф! Очень надеюсь, что Павел Брыкин окажется
нормальным человеком, а на Веру Путинкову никто покушаться не станет.
Двенадцатого сентября около девяти вечера я,
ощущая себя ездовой собакой, промчавшейся без остановки от Уральских гор до
Владивостока, пыталась тонко нарезать лимон безнадежно тупым ножом.
В столовой было шумно, за большим овальным
столом сидело не так уж много гостей. Прежде всего некая Светлана, ярко-рыжая,
излишне чернобровая, обвешанная, как цыганка, золотом, и ее муж Константин,
угрюмый, тщедушный мужчина, не сказавший за весь вечер и двух слов. Впрочем,
вербальная пассивность мужа вполне компенсировалась супругой – Света говорила
без умолку. Через час после начала обеда мне захотелось заглянуть ей в рот
из-за навязчивого подозрения, что там умещается три языка. Во главе стола
восседал Павел, ничем не примечательный внешне мужик. Таких индивидуумов можно
часто встретить на улице, ну разве что рубашки у них подешевле и на запястье
будут болтаться недорогие электронные часы, а не «будильник» стоимостью в
иномарку. Похоже, именинник не очень хорошо себя чувствовал. Брыкин был бледен
до синевы, под глазами у него чернели синяки, на лбу выскочило несколько
прыщей. Он ничего не ел, на тарелке перед ним лежали пара листиков салата и
одинокий помидор. Зато Вера Путинкова была красавицей. Стройная фигура,
роскошные волосы цвета выдержанного коньяка, нежная кожа, родинка над верхней
губой и большие влажные карие глаза. В довершение ко всему от будущей госпожи
Брыкиной приятно, но чересчур сильно пахло парфюмом, аромат очень понравился
Григорию Селезневу.
Войдя в комнату, где кучковались гости, наш
клиент повел носом и спросил.
– Что это здесь так благоухает?
Вера рассмеялась:
– О Гриша, какой комплимент! Наверное, я
переборщила с духами?
– Небось дорогие купила, – выпустила ядовитое
жало Света.
– Паша подарил, – пояснила Путинкова и вынула
из сумочки пузырек – флакон в виде сердца.
– Дай посмотреть... – Светлана выхватила у
Веры флакон, пшикнула себе на руку и скривилась: – Слишком сладкие!
– А мне нравится, – Селезнев бросился защищать
невесту друга. Он отнял у Светы хрустальный флакон, направил распылитель на
ярко-синий шарф, лежащий на плечах его жены, и нажал на головку.
– М-м-м... – простонал Григорий. – Кларочка,
теперь ты источаешь неземной аромат!
Я посмотрела на жену Селезнева. Мало найдется
женщин, которые стерпят откровенное восхищение мужа, адресованное другой даме.
И меня бы взбесил душ из чужих духов. Григорий совершил большую бестактность.
Очевидно, у рыжеволосой гостьи в голове мелькнула та же мысль, потому что она с
плохо скрытым злорадством уставилась на Клару. Но любимая жена Селезнева
оказалась на высоте.
– Восхитительный запах, – сказала она,
поправляя ярко-синий шелковый шарф, который щедро побрызгал муж. – Ваниль,
можжевельник и, похоже, фруктовые нотки. Верочка, форма флакона случайная
или...
Путинкова расплылась в улыбке.
– Или!
– Неужели? – всплеснула руками Клара. – Вот
радость-то! В этом доме давно нужна хозяйка.
– Павел сделал тебе предложение? – без особого
восторга в голосе осведомилась Света.
– Завтра отнесем заявление в загс, через месяц
свадьба! – объявила Вера. – Сегодняшний вечер не только празднование дня
рождения, но и помолвка. Павел мне кольцо подарил. Вот, старинное, его носила
бабушка Паши.
– А у него была бабушка? – вдруг ухмыльнулась
Светлана.
Стоявший по сию пору молча Константин дернул
жену за руку.
– Сядем за стол, – коротко велел он, – я
проголодался.
– Не вздумай наклюкаться! – вспыхнула супруга.
– Имей в виду: нажрешься – домой не повезу.
– Да пошла ты... – протянул Константин.
Вера взяла его под руку и, поправляя алый
бархатный палантин, попыталась погасить разгорающийся скандал.
– Костик, хочешь пирожок? Лика испекла с
капустой! Лика, принесите, пожалуйста, пироги в столовую.
На секунду я растерялась. Потом сообразила,
что Лика – это я, и кивнула:
– Сей момент.
