– Потому что ты бы попытался остановить меня. Или тоже решил бы пойти. Поверь… мне очень жаль. Я не хочу держать такие вещи в тайне от тебя. Я хочу, чтобы между нами не было секретов. Я просто хочу… ну, я хотела, чтобы ты был в безопасности, – она прижалась ближе. – Не говори мне, что ты не понимаешь эту логику.
– Конечно, я понимаю! И да, я бы попытался остановить тебя. Чёрт побери, Сидни! – я схватил её за руки и с удивлением обнаружил, что меня трясет. И снова в моей голове мелькнули страшные кровавые образы. – Это не то же самое, что чаепитие у ведьмы. Это вопрос жизни и смерти. Если бы ты умерла, если бы ты оставила меня…
– Я знаю, – выдохнула она. – Я знаю.
Внезапно она обвила меня руками, а ее губы прижались к моим в требовательном поцелуе, и все прочие мысли унеслись прочь, когда она толкнула меня на кровать. Между нами пронеслось просто обжигающее нетерпение и напряженность, чего я никогда не чувствовал раньше, и в свете нашей недавней активной половой жизни это о чем-то и говорило. Возможно, недавнее столкновение со смертью так распалило нас, что мы яростно желали доказать друг другу, что живы. Все, в чем я был абсолютно уверен, это то, что она была нужна мне, то, что я хочу раствориться в страсти и быть к ней так близко, как смогу... так, чтобы я никогда не мог ее потерять.
Она продолжала целовать меня с той же яростью, так сильно, что оцарапалась губами о мои зубы. Всего несколько капель, но как только я ощутил на своем языке сладкий, металлический вкус ее крови, меня накрыл ослепляющий экстаз. Она отстранилась с тихим вздохом, и глядя на нее в переменчивом свете, я мог видеть, как ее лицо исказилось в не меньшем удовольствии, когда едва заметная доза моройских эндорфинов проникла в ее кровь. Губы ее приоткрылись, а глаза расширились от желания. Без малейшего сомнения я знал, что если притяну ее шею к своим клыкам, она позволит мне погрузить их в нее. Если бы я захотел, то мог этой ночью получить ее кровь и обладать ее телом. И я хотел этого. Ее дразнящая кровь вознесла меня на вершину блаженства, вызывая голод не столько из-за самой крови, сколько потому, что это была ее кровь. Ее сущность. Я тосковал по тому всепоглощающему единству с ней, я хотел, чтобы между нами не оставалось границ, хотел, чтобы она растворилась в волне удовольствия эндорфинов. Она бы позволила мне делать все. Она бы даже могла желать, чтобы я это сделал - или же, по крайней мере, этого могла хотеть Сидни, нечаянно получившая скромный заряд эндорфинов. Но на деле я вовсе не был уверен, что обычная Сидни, неважно, как сильно она меня любит, хотела бы этого. И до тех пор, пока я верил, это была черта, через которую мы не могли перешагнуть, даже несмотря на то, что из-за подобных мыслей я просто неистовствовал.
Она колебалась надо мной в течение нескольких напряженных секунд, и в каждом из нас велись напряженные баталии. В тот момент искушение прошло, и мы внезапно посмотрели друг на друга, как будто ничего не случилось с яростью, разрушившей память о ее крови. И у меня было море желаний, и все были связаны с ней. Ее страсть была взаимной, поскольку она пробормотала мое имя и прижалась ко мне так крепко, что её ногти впились в мою кожу, как будто она боялась, что может потерять меня, если отпустит.
Позже она упала сбоку от меня, все еще прижимаясь ко мне, пока ее прерывистое дыхание приходило в норму. Я обнял ее за плечи, сердце мое неистово стучало в груди от случившегося. Я больше не злился. Скорее, был напуган тем, как близка она была к смерти. Но она жива. Я повторял это про себя снова и снова, крепче сжимая вокруг нее свои руки. Она цела и невредима. И не собиралась никуда уходить.
Если честно, я признавал, что понимаю причину, по которой она держала меня в неведении. Мне не нравилось это, но я понимал. И если бы мы поменялись ролями, я сделал бы то же самое, чтобы защитить ее. Также мне было сложно судить это потому, что я сам скрывал некоторые секреты после того, как стал принимать стабилизаторы настроения.
Последний важной частью во всем этом было то, что их риск окупился. Я не мог отрицать результаты. Кровь Олив работала. Так или иначе, через нашу неуклюжесть и догадки, мы фактически создали волшебную вакцину против стригоев. Если бы только был способ снова повторить ее.
– Ты знаешь, – я размышлял, обдумывал рассказ, – Ангелина и Нейл действительно поставить все на поток сегодня вечером. Я никогда не буду смеяться над ними снова.
– Никогда? – передразнила Сидни.
– Ну, может быть, не так много.
– Эдди тоже «поставил все на поток», – напомнила она мне.
– Да, я знаю, но это нормально для него. – Я вспомнил сказанные ею ранее слова. – Подожди. Ты сказала, Джилл поцеловала его?
– Ага. Это было на самом деле очень романтично, в некоторой степени это выглядело как «почему-ты-просто-рискуешь-собой-ты-дурак». – Она сделала паузу. – На самом деле, это было на подобие того, что только что произошло с тобой и мной.
– Лучше бы этого не происходило, – проворчал я.
– Хорошо. Давай скажем просто: мотивы были те же самые, – поправилась она.
Я вздохнул, делая мысленную пометку поговорить с Джилл завтра.
– Видя всех живыми, я могу признать, что большое дело было провалом. Это взорвет им мозг при Дворе.
– И завтра ночью мы увидимся с Маркусом и передадим другое большое дело, – сказала она. – Может быть, это все достаточно безумно, чтобы сработать.
– Это всегда так, – ответил я, поглаживая пальцами ее влажное от пота плечо. Когда я двинулся к ее шее, пальцы мои коснулись тонкой металлической цепочки, и я обнаружил, что она сняла не все. На ней все еще был деревянный крестик из ипомеи, который я сделал для нее, и внезапно это показалось мне еще более сексуальным, чем если бы она была полностью обнаженной.
– План побега номер сорок пять, - сказал я. – Присоединиться к нудистским колониям на Фиджи.
– Есть ли такое на Фиджи?
– Ну, они должны быть там, где тепло, не так ли?
Паники, нахлынувшей на меня от возможности потерять ее, было почти достаточно, чтобы вновь побудить меня к сексу. Но мы проговорили всю ночь, и по мере этого наши мысли и чувства стали одним целым. В объятиях друг друга мы испытывали радость и покой, а равновесие, которое мы привнесли в жизнь каждого из нас, позволило мне забыться более глубоким сном, чем тот, который у меня был раньше.
Я не знал, с какими вопросами она столкнется на следующий день. Мисс Тервиллигер оправдывает уход на долгое время, но, конечно, Зою заинтересует, что задержало Сидни на всю ночь. Может быть, Сидни могла бы сказать, что было так поздно, что она осталась на диване Джеки. Как бы там ни было, я мог видеть в решимости Сидни на следующее утро, что она столкнется с этим. Это ее битва, не моя.
Она порыскала среди ингредиентов, оставленных Кэсси, и нашла достаточно, чтобы приготовить нам блинчики. На самом деле у меня не было сиропа, но было малиновое варенье. Мы намазали его на блины, и это было лучшее, что я когда-либо пробовал. И так мы сидели за кухонным столом с нашими блинчиками и кофе, Сидни читала новости на своем телефоне, я листал сборник стихов, и я не сомневался, что я мог бы делать это всю свою оставшуюся жизнь.
