Майя приподнимается на локтях.
– Я не могла. Я всё слышала, всё видела, но не могла произнести ни слова. Он всё время смотрел на меня.
– Кто?
– Морок.
– Он и сейчас смотрит? – замирает Жива. У неё почему-то не возникает желание его снова увидеть.
– Нет, – с сожалением мотает она головой, – сейчас нет. Он ушёл.
– Это хорошо. Вставай!
– Я не могу встать. У меня всё тело будто онемело.
– Я тебе помогу.
– Мне не хочется вставать.
– Со мной было тоже самое, когда я впервые увидела Морока. В тот раз земля, как магнит, притягивала меня к себе. И до сих пор притягивает. Земля даёт мне силы. Иногда мне хочется просто зарыться в неё, и вообще не вылезать оттуда.
Майя хихикает.
– Ты чего?
Майя хихикает.
– Я не вижу в этом ничего смешного.
Но Майя смеётся совсем не поэтому.
– Прекрати, – не понимает её смеха Жива.
Майя чувствует, как к ней возвращаются силы. Вернее, она чувствует, что в неё входит другая, совершенно неведомая ей сила. Теперь она может всё.
Майя пытается встать. Жива помогает ей подняться. Майя делает шаг, словно это первый шаг в её жизни.
– Вот это да! О! О! – восклицает она. – Ничего себе!
Она словно прислушивается к себе, к тем новым ощущениям, которые происходят в её теле, и гримасы улыбки, радости и восхищения своим новым состоянием сменяются на её лице одна за другой. Её пошатывает. Подставляет Майе плечо, Жива обнимает её за талию и помогает выбраться из траверза на насыпь.
Некоторое время сёстры, обнявшись, идут молча по Бастионному шляху. Неожиданно Майя останавливается. Расправив плечи и выпрямляя спину, она даёт понять Живе, что больше не нуждается в её поддержке.
Майя вдруг понимает, что только что она стала ведьмой.
27. Золотой телец
Скарбник уже битый час ходит возле поваленного дерева и водит над землёй поисковой катушкой. Проезжая мимо на велосипеде, останавливается возле него Муромский.
– Ну и как успехи?
Скарбник с подозрением смотрит на парня в чёрно-красном облегающем трико с защитным шлемом на голове.
– Никак.
– Ясно. А что ищешь?
– Да, девушка тут колечко потеряла. Умоляла найти.
– Понятно. Только ты не то ищешь и не там.
– А что, знаешь места?
– Места знаю, а вот такой штуки, как у тебя нету.
– А что за места?
– Возьмёшь в долю, – покажу.
– Не вопрос.
Металлодетектор начинает вдруг тонко пищать. Скарбник отводит поисковую катушку в сторону и, присев, рыщет рукой в густой траве.
– О, есть, – находит он колечко.
– Это всё мелочёвка, – усмехается Муромский. – Искать надо настоящие сокровища. Здесь ведь кто только не жил. И монахи, и язычники. А до них и хазары, и печенеги всякие. И все оставляли здесь после себя артефакты.
– Какие, например? – прячет Скарбник колечко с розовым камешком в нагрудный карман.
– Есть достоверные свидетельства, что хазары зарыли здесь на Лысой Горе свою реликвию – золотого тельца в натуральную величину. Они поклонялись ему до тех, пока Моисей это не запретил. Статую закопали и до сих пор, говорят, она ещё не найдена. А если она до сих пор не найдена, значит, она до сих пор где-то тут зарыта. Представляешь, сколько в ней золота?
– Где же её искать?
– Но только не тут, не в форте. Здесь всё перерыто ещё во время строительства крепости. Искать надо за пределами форта – в Мертвецкой роще. Тем более, там давно уже многие ищут. Вся роща ямами изрыта.
– Это точно. Вот если бы точное место знать.
– А у меня и карта имеется. Старинная. – Муромский вынимает из бокового кармана сложенный вчетверо листочек и разворачивает его. – Это ксерокопия. Видишь тут какие-то обозначения, крестики всякие. Но что всё это означает, я не знаю. Короче. У тебя есть классный прибор, у меня есть карта.
– Осталось только тельца этого найти, – усмехается Скарбник.
28. Сгори, ведьма, в пламени идолов!
Инквизитор Харитон в очередной раз подходит к капищу. Ему никак не удаётся туда попасть, там всё время кто-то находится.
На этот раз ему повезло. Убедившись, что никого рядом нет, Харитон крестится перед канавкой, ограждающей капище, и переступает её.
Затем он ещё дважды крестится перед деревянным истуканом с ножом в руке и перед оскаленной собакой, вырезанной из вздыбленного бревна.
С опаской подходит он к четырёхметровым чурам Перуна, огражденных по периметру свежестёсанными брёвнами. Обходя их вокруг, он замечает, что все четыре идола изнутри обуглены, и злорадная улыбка проскальзывает по его угрюмому лицу.
Налетевший вдруг ветер, словно подозревая недоброе, начинает раскачивать верхушки деревьев, окружающих поляну. Инквизитор беспокойно оглядывается и, не заметив никого вокруг, присаживается на корточки и раскрывает чёрный саквояж. Буйно цветущая рядом груша сыплет ему на чёрную спину белые лепестки.
Из саквояжа он вынимает двухлитровую пластиковую бутылку со «святой водой». Треть содержимого ему уже пришлось использовать в борьбе с Зелёным Змием и с одержимой бесами девушкой. Но оставшейся жидкости вполне ещё хватало, чтобы довести задуманное дело до конца.
– А что вы тут делаете? – неожиданно раздаётся чей-то голос за его спиной.
Инквизитор оглядывается и замечает выходящую из-за цветущей груши женщину в красном сарафане.
Та самая ведьма!
– Я? Да вот, – трясёт он бутылкой, – место сие освятить хочу.
– Святой водичкой? – догадывается Навка.
– А это, – зыркнув на неё глазами, спрашивает чернобородый, – не вы тут, случайно, ищете свою дочку?
– Я. А вы что… видели её?
– Да.
– Где?
– Вон там! – показывает он направо бутылкой. – В той яме.
– В яме? – ужасается Навка и бросается в ту сторону.
И тут же падает, оглушённая сзади этой самой пластиковой бутылкой по голове.
Она приходит в себя от резкого запаха бензина. Она хочет закричать и не может: рот её залеплен липкой полоской чёрного скотча.
Навка пытается избавиться от него и понимает, что это невозможно: её руки чем-то связаны. Более того, она сама привязана чёрным скотчем к одному из четырёх идолов и находится в тесном пространстве в середине между ними.
