По его бороде стекают капли дождя. Он слышит, как треща ветками, кто-то продирается сквозь кусты, и видит знакомого бритоголового парня в камуфляже, пробегающего чуть повыше. Не заметив инквизитора, Злой поднимается вверх по склону.
31. Живая гора
Вызвать ливень с ясного неба оказалось намного проще, чем спрятаться от него. Попав под слепой дождь на узкой каменистой дороге, зажатой между валами, ведьмочки спешат куда-нибудь укрыться. Вскоре дорога приводит их на Главную поляну с памятным камнем.
– Побежали в арку! – кричит кузине Жива.
Она хватает Майю за руку и, увлекая её за собой, устремляется к ближайшей потерне, над входом в которую обозначена цифра 6.
Укрывшись под аркой, Майя, как зачарованная, смотрит на сияющие на солнце дождевые нити с нанизанными на них мириадами водяных бусинок.
Жива не понимает, откуда мог взяться этот дождь. Неужели из этого маленького облачка?
– Ты можешь мне объяснить, что это было со мной? – спрашивает её Майя.
– У тебя был обморок, – отвечает Жива.
– И всё?
– В тебя вошёл Морок, человек дождя, и, благодаря ему, ты научилась вызывать дождь.
– Значит, я уже стала ведьмой?
– Почти.
– Почему почти?
– Потому что… чтобы стать настоящей ведьмой… нужно пройти все девять врат на Девичь-горе.
– Ты же говорила, что их здесь восемь! – пожимает Майя плечами.
– Это потерн здесь восемь, – отвечает Жива. – Ровно столько, сколько отверстий в женском теле.
– А что у мужчин их меньше?
– Да, на одно меньше. И это лишний раз доказывает природу Девичь-горы.
– Хочешь сказать, что эта гора женская? – продолжает Майя.
– А ты до сих пор не поняла? – удивляется Жива. – Тут ведь все названия говорят об этом.
– А, точно, – догадывается Майя. – Река Лыбедь, Ведьмин яр, Русалочий яр.
– Но не это самое главное.
– А что?
– Самое главное, что Девичья гора – живая. Она дышит.
– Дышит?
– Ага, и мы как раз сейчас находимся в её носу.
Неожиданно Майя чихает.
– Будь здорова! Вот тебе и подтверждение, – продолжает Жива. – Запомни, все эти тоннели – это не просто тоннели.
– Значит, тот, в котором мы сейчас сидим, – спрашивает Майя, – это её нос?
– Скорей, ноздря, – замечает Жива. – Пятые и шестые врата – это её ноздри.
– А где же тогда уши? – спрашивает Майя.
– На Желанной поляне. Вторые и третьи врата – это её уши. Всё, что ни скажешь на той поляне, всё попадает матери-природе в уши, и всё осуществляется.
– А рот?
– Рот – это четвёртые врата. Там Гора поглощает в себя людей.
– Как это? – удивляется Майя.
– Там находится астральный портал, и люди могут переходить там в другое измерение.
– А другие врата что означают?
– Первая и последняя потерны – это явно выделительные системы. Потому что там находятся дренажные колодцы, выводящие стоки со всей горы.
– А где же у Лысой Горы глаза?
– А вот глаз у Горы нет, – объясняет Жива. – Мать – это тьма. Тьме глаза не нужны. Как зарождающемуся младенцу в животе матери не нужно зрение, так и отлетающей душе оно не нужно. Для существования вполне достаточно и слуха.
Неожиданно Жива замолкает.
Мимо арки по поляне проходят двое – высокий красавчик в кожаном плаще и длинношеий урод в пиджаке из змеиной кожи. Не подозревая, что в потерне кто-то есть, они переговариваются между собой:
– И куда они все подевались? – недоумевает первый.
– Попрятались, – отвечает ему второй. – Испугались, видно, что дождь их намочит.
– Ну, нам, в отличие от «людей», – усмехается красавчик, – это не грозит.
– Ты слышала? – шепотом спрашивает Майя.
– Что? – едва слышно отвечает Жива.
– Он сказал: «в отличие от людей». Они и, правда, себя за людей не считают.
Двоюродные сёстры хоть и шепчут друг другу, но даже слабый шорох в тоннеле ощутим для слуха аспида так же хорошо, как и биение сердца под стетоскопом.
Услышав шёпот, длинношеий урод бросает взгляд на вход в потерну. Кудрявый красавчик уходит куда-то в сторону, исчезая из поля зрения. Урод же в направляется к арке.
У девушек сердце уходит в пятки. Они понимают, что это те самые иные, которые преждебыли в шляпах.
К счастью, в последнюю секунду красавчик окликает урода.
– Дэн!
– Что? – оборачивается урод.
– Не отставай!
Шмыгнув носом, Дэн послушно следует за ним. Девушки ещё долго сидят молча, боясь пошевельнуться.
32. Димоны и те, кто в них сидят
Втянув голову в плечи, О’Димон прячется от дождя под деревом. Димон-А же стоит рядом на открытой дорожке, широко раскрыв руки и намеренно подставляя лицо каплям дождям.
От ливня он получает сильнейшую эйфорию (прямо-таки в космическом масштабе!). Он чувствует себя, защищенным со всех сторон, как в утробе матери.
Тело его, заряжаясь от каждой капельки, наливается дьявольской силой. Весь мокрый до нитки он демонически ржёт над "прибитым", дрожащим под деревом приятелем.
В отличие от него, на О’Димона нападает сильный сушняк. Он вспоминает о двухлитровой бутылке кока-колы, живо снимает рюкзак, резво вынимает бутылку и жадно, не отрываясь, выпивает сразу половину содержимого.
– Эй, оставь мне! – кричит ему Димон-А.
Оторвавшись, О’Димон понимает, что совершенно не напился. Словно целый литр кока-колы попал ему не в желудок, а пролился в какую-то бездну. Но Димон-А забирает у него бутылку. Отпив глоток, он морщится: по вкусу напиток явно отдаёт мочой.
– Фу! Как можно это пить!
О’Димон начинает ржать.
– Заткнись, тиранозавр.
– От тиранозавра слышу.
Тем временем, дождь закончился. Так же неожиданно, как и начался. Под выглянувшим из-за тучи солнцем всё начинает сверкать совершенно невообразимыми неоновыми красками.
Небо оказывается фиолетовым, солнце – оранжевым, а трава – ядовито-зеленой. Деревья приобретают зловещую сущность, а листики с каплями воды словно искрятся под высоким напряжением.
Из этой искрящейся материи соткана вся окружающая природа. Оба Димона тоже искрятся и сверкают.
Воздух становится податливым, как пластилин. Димон-А берёт воздух руками и лепит то, что ему надо. Голубой воздушный шарик. Слепив его, он видит, что тот РЕАЛЬНО повисает в воздухе.
