– Свидетели утверждают, что ездили.
– Они ошибаются.
– Свидетелями в данном случае являются оставленные вами и
обнаруженные полицией отпечатки пальцев. Вряд ли они могут ошибаться.
– Мои отпечатки? – удивленно переспросила Миртл Нортрап.
– Они самые. У вас ведь небольшой опыт по части
противозаконных дел, вот вы и не приняли во внимание эту серьезную улику.
– Но… но откуда известно, что они мои?
– Полиции это пока неизвестно. Мне известно. Но все, что
полиции нужно сделать для этого, – это взять ваши отпечатки пальцев и сравнить
их с найденными в доме. Затем вам придется рассказать, почему вы очутились в
доме и что вы там делали. Но будет лучше для вас, если вы сначала расскажете
это мне.
Несколько секунд женщина молчала, потом кивнула:
– Да, от этого мне никуда не уйти. Я даже рада, что вы уже
все знаете. Я бы все равно не сумела скрыть это.
– Мне хотелось бы услышать подробности. Особенно насчет
стрельбы.
Миртл Нортрап поднялась с места, подошла к платяному шкафу и
вытащила тяжелое пальто. На нем виднелась дыра, края которой обгорели, задетые
пороховыми газами.
– Говорите, – повторил Мейсон, – вам же будет легче.
– Разумеется, мистер Мейсон! Поверьте, это и в самом деле
тяжкое бремя для меня. Я про себя все время молюсь. До четырех утра не могу
заснуть. Вот потому так и с завтраком запоздала.
Адвокат ободряюще кивнул.
– Ведь все так очевидно, все так ясно, что просто чудо, что
никто не обнаружил этого раньше. Я знаю, что мне никуда не деться.
– Итак, расскажите все по порядку.
– Все началось с того, что я решила поиграть на скачках. У
меня была своя система, никогда меня не подводившая. Но однажды все рухнуло как
карточный домик. Мне казалось, что это лишь досадная случайность. Чтобы
поправить свои дела, я решила воспользоваться финансовыми ресурсами компании.
Тут подвернулся Феррел, который вечно возился со своими таблицами, графиками,
схемами. Это был его способ отлынивать от дел.
Феррел владел сорока процентами акций. И у Эддисона было
сорок процентов. Остальные двадцать процентов были распределены среди старых,
преданных компании служащих. Однако лишь два основных пайщика вырабатывали
политику, и на собраниях они выступали единым фронтом. Они называли себя
партнерами. Поэтому собрания акционеров всегда были пустой формальностью. –
Миртл на мгновение замолчала, вытащила из пачки сигарету и дрожащими пальцами
поднесла к ней пламя зажигалки. – Ну вот, – продолжила она. – Феррел уличил
меня. Я вынуждена была принять его условия. То есть голосовать по его указке,
сказать, что практически все мелкие акционеры выдают мне доверенность на
голосование во время собраний. После этого Феррел занялся и другими мелкими
пайщиками.
В отделе авторучек работала одна девушка, Мерна Релей, ей
принадлежит несколько акций. Он пообещал ей продвижение по службе, повышение
оклада. Был еще мой старый друг Том, Томас Вертет. Ради того, чтобы меня не
судили за растрату, я согласилась перетянуть и его на сторону Феррела.
Феррел приобрел этот загородный дом, чтобы иметь место, где
он мог бы собирать всех акционеров, заключать с ними соглашения и потом
диктовать им на собрании свою волю.
– Мерна Релей еще очень молода, откуда у нее акции? –
спросил Мейсон.
– Она унаследовала их от матери. Та много лет проработала в
универмаге.
– Продолжайте, пожалуйста.
– Во вторник Феррел должен был отправиться в отпуск. Но он
никуда не поехал, отправился в этот дом, чтобы обустроить его для будущих
встреч. Он сказал мне, чтобы я к девяти часам была там вместе с Томом. Я не
сказала Тому, в чем, собственно, дело. Мы выехали с ним вдвоем на его машине.
Немного не доезжая поворота от шоссе к дому, мы разминулись с машиной Феррела.
Я не знала, кто был в ней.
– И что же дальше?
– Когда мы подъехали к дому, я оставила Тома в машине, а
сама пошла к Феррелу. Так мы условились. Том ничего не знал об этом; он вообще,
как я уже сказала, не знал, зачем мы едем. Я должна была уговорить Тома встать
на сторону Феррела… Тот оттеснит Эддисона, а Том, Мерна и я получим высокие
должности и большие прибавки к своим окладам. Мне к тому же вернут бумагу, в
которой я признаюсь в растрате, и покроют недостачу.
– И что же случилось, когда вы вошли в дом?
– Феррел был необыкновенно взволнован. Он сказал мне, что по
дороге подобрал одну молоденькую блондинку, которую зовут Вероника Дэйл. Что
она сбежала от невыносимо скучной жизни крохотного городка, где ее мать
содержит ресторан. Он проникся жалостью к ней и сказал, что если она согласится
подождать на улице, пока он закончит в доме свои дела, то он довезет ее до
города и найдет ей место, где остановиться.
– Он и в самом деле собирался это сделать?
– Не знаю. Может быть, он хотел уговорить ее остаться на
ночь в этом своем доме. Феррел в этом отношении такой… Я знаю, как он пытался
обхаживать Мерну.
– Продолжайте. Что же случилось дальше?
– Он сказал мне, что неожиданно в дом нагрянула жена, что
она, к сожалению, заметила Веронику, что он велел Веронике скрыться через
заднюю дверь, но жена все равно заметила ее и решила, что этот дом – мужнино
любовное гнездышко, и что она собирается теперь добиваться развода, что
повлечет за собой ужасный публичный скандал. Он не решился сказать миссис
Феррел об истинной цели покупки дома, полагая, что она все равно не поверит
ему. Затем он заявил мне, что единственный выход – это немедленно отправиться назад
в город, где я должна увидеться с его женой и подтвердить, что дом приобретен
исключительно в деловых целях. Ну и, конечно, следовало уговорить ее не
выдавать никому этой тайны. Он сказал, что это единственный возможный выход. Он
велел мне вернуться к Тому, отослать его домой, и, как только Том уедет, мы
вдвоем направимся в город.
– И что же вы сделали?
– Я спустилась к Тому и, не вдаваясь в подробности, сказала
ему, чтобы он направлялся домой. После этого я вернулась. Мистер Феррел ушел
наверх за той компрометирующей меня бумагой. Она была спрятана у него в
чемодане, а чемодан находился наверху в спальне. Увидев в его руках эту бумагу,
я решила попробовать кое-чего добиться. Я сказала, что если буду сотрудничать с
ним, как он того хочет, то пусть он порвет эту бумагу и больше не касается
вопроса о растрате, независимо от того, выгорит ли у него дело с пайщиками или
нет. Тут он разозлился, мы наговорили друг другу кучу всяких неприятных слов;
не могу понять, что тогда вдруг случилось со мной. Рядом с нами лежал его
пистолет. Я схватила пистолет и навела на Феррела, требуя отдать бумагу. Я
знаю, что совершила ужасную ошибку.
