– Иногда в общении с адвокатом это не мешает.
– Слушайте, Мейсон, вы говорите так, будто она…
– Похоже, что у вас могут быть из-за нее неприятности.
– Не говорите так. Она прекрасная, непорочная девочка.
– А шантаж, насколько я понимаю, просто случайное
совпадение? – заметил Мейсон.
– Да, чисто случайное, – подчеркнул Эддисон. – О шантаже
ведь я еще и не упомянул.
– Ну пора упомянуть, я жду этого.
– Значит, так, – сказал Эддисон, – я вел с ней искренний
отеческий разговор. Я сказал ей, что молодой девушке не следует одной совершать
прогулки в вечернее и ночное время. Я сказал, что не хочу запугивать ее, но
сейчас развелось столько преступников, всяких там сексуальных убийц-маньяков,
что надо быть осторожной. Потом я послал ее в отдел кадров.
– Вы дали ей работу?
– Думаю, что после того, как я уведомил руководство отдела
кадров о предстоящем появлении у них Вероники Дэйл, она должна была получить
место в нашем универмаге. Я настолько уверен в этом, что даже не стал ничего
проверять.
– Итак, сейчас она работает у вас?
– Да.
– Ну а что относительно Дундаса?
– Понимаете, мне позвонил этот тип, Эрик Хенсел, и сказал,
что хочет взять у меня интервью в связи с появившейся в одной газете заметкой.
Видите ли, мистер Мейсон, такой человек, как я, не может ссориться с прессой,
мне вовсе не наплевать на мою репутацию. Я всегда дорожил ею.
– Конечно, – заметил Мейсон сухо.
– Но интервью оказалось совсем не таким, как я ожидал.
Мистер Хенсел выглядел довольно мерзким. Рыжеволосый, развязный молодой
человек, место которому скорее где-нибудь на ипподроме, чем в солидной газете.
Он задал мне несколько вопросов о моей жизни, о моем партнере, о моих делах,
причем вел себя агрессивно и нагло.
Когда наконец я решил выставить его за дверь, он спросил, в
каких отношениях я состою с Вероникой Дэйл. Оказалось, что ему известны почти
все факты. Так, он определенно знал, что я звонил управляющему отелем
«Рокевэй», и сказал мне, что Джордж Дундас собирается опубликовать слухи обо
мне в светской хронике и что он хочет знать, есть ли какие-либо основания
считать, что я собираюсь жениться на Веронике Дэйл, молодой женщине, которая с
моей помощью получила номер в отеле и была арестована той же ночью по обвинению
в бродяжничестве.
Понимаете, Мейсон, тут я сорвался. Я заорал на него,
закричал, чтобы он убирался вон, но этот наглец спокойно зажег спичку, чиркнув
ею по крышке моего стола, закурил и, глядя на меня, спокойно заявил: «Ну ладно,
толстяк, мы тиснем эту историю…»
Понимаете, Мейсон, в моем собственном кабинете этот юнец,
этот сплетник оскорбляет меня!
– Он определенно не проявил к вам должного уважения, –
заметил Мейсон.
– Не проявил уважения! – воскликнул Эддисон. – Да он,
повторяю, просто оскорбил меня!
– И вы выставили его вон?
– Понимаете, – смутился Эддисон, – ситуация была довольно
сложной. Если бы Дундас написал в своей газете, что…
– Вы испугались силы печатных сплетен?
– Мейсон, но ведь у них в руках факты, которые сами по себе
ничего не значат, но их можно преподнести в таком свете, что… А Хенсел прямо
намекнул, что они способны на это. Я привез Веронику Дэйл в город, я звонил по
телефону управляющему гостиницы, чтобы ей дали номер, заявив, что ручаюсь за
нее. Она была арестована по обвинению в бродяжничестве. Я нашел адвоката, чтобы
вызволить ее из тюрьмы. Я дал ей работу. И мне не хотелось бы, чтобы была
опубликована подборка сообщений обо всем этом. Вы понимаете меня?
– Конечно, – отозвался Мейсон.
– Поэтому, – заявил Эддисон, – нужно что-то предпринять.
– А что хочет от вас Эрик Хенсел?
– Он не сказал. Он достаточно хитер. О деньгах он вообще не
упомянул. Он просто сказал, что подбирает факты для заметки и что работает на
Джорджа Дундаса, для этого ему нужно удостовериться в самих этих сообщениях,
поэтому-то он и пришел ко мне. Он хотел, чтобы я подтвердил или опроверг эти
факты.
– И что вы ему сказали?
– Я заявил, что любые инсинуации по поводу моих отношений с
Вероникой Дэйл есть верх абсурда, я отношусь к ней как отец. Но когда он
попросил меня подтвердить или опровергнуть самые факты, я не знал, что делать.
Я сказал, что у меня больше нет времени говорить с ним, и выставил из конторы.
– И потом сразу же позвонили мне? – спросил Мейсон.
– Нет, не сразу.
– Почему?
– Я просто не знал, что делать. Мне больше всего не хотелось
обращаться с этим вопросом к вам. Я боялся, что вы посмеетесь надо мной.
– Когда вы говорили с Хенселом?
– Примерно полтора часа назад.
– Он оставил свою визитную карточку? – спросил Мейсон.
– Нет, только телефон. Конечно, Мейсон, все это чистейший
шантаж, но доказать это нельзя. Вот его номер!
Мейсон взял листок бумаги, извлеченный Эддисоном из кармана,
и развернул его.
– Конечно, если это шантаж, то Хенсел в этом деле явно не
новичок. У него должен быть опыт в такого рода деятельности.
– Но что делать мне? – воскликнул Эддисон. – Правда ведь,
ужасная ситуация? Факты я отрицать не могу, а мои конкуренты оценят все
по-своему. Мой партнер просто сойдет с ума.
– А кто ваш партнер?
– Его зовут Эдгар Феррел.
– Где он сейчас?
– К счастью, у него отпуск. Феррел – ужасный консерватор. Уж
либералом-то его никак не назовешь.
– Опишите мне его.
– Это старомодный пень, упрямый как осел. Что касается
бизнеса, то я уже пять лет веду его фактически в одиночку. Партнерство Феррела
для меня тяжкий крест. У него ни разу не появилось ни одной здравой идеи, ни
одного дельного предложения. Он знает лишь работу счетовода, все время возится
с бухгалтерией. На каждую ошибку набрасывается как коршун на цыпленка. Но сам
никогда не принимает никаких решений. Да что там о нем долго говорить! Он
просто паразит, кровосос, заноза. Я столько натерпелся от него, но я не могу
допустить, чтобы он прочитал такую заметку, уж лучше я заплачу.
– Как он вошел в дело?
– Унаследовал акции от отца. Мне бы надо было в свое время
купить их, но я решил, что мне пригодится молодой помощник. Он помоложе меня,
и, естественно, я думал, что он гибкий, энергичный, инициативный, находчивый.
Но я ошибся. Он просто узколобый баран.
