Кухня оказалась мечтой любого повара — холодильник и буфет ломились от продуктов, из которых можно было приготовить самые изысканные блюда. Рэйчел с усердием принялась за дело, желая доказать Алессандро, на что она способна. Те дни, когда она нанимала поваров и уборщиков, давно остались в прошлом. За последние несколько лет она научилась очень многому и теперь гордилась тем, что может приготовить обед как на двоих, так и на десятерых.
Она не услышала, как в столовую вошел Алессандро. Она заканчивала накрывать стол и даже не заметила, как он сел прямо перед бутылками шампанского и белого вина, стоявшими в ведре со льдом.
— Ужин почти готов, — сказала Рэйчел. — Я только проверю цыпленка.
— Я сказал, что ужин должен быть к половине девятого. — Алессандро вызывающе посмотрел на нее своими темно-синими глазами.
Рэйчел выпрямила спину:
— На моих часах только восемь двадцать.
— Значит, твои часы отстают, — парировал он.
— Ты всегда столь педантичен или просто меня дрессируешь?
— Теперь ты работаешь на меня, Рэйчел. А я не потерплю небрежности и непунктуальности ни в каком виде.
Негодование вспыхнуло внутри ее, как раскаленные угли, но она вернулась в кухню, чтобы принести еду.
Когда она принесла закуски, Алессандро все еще сидел за столом. Рэйчел поставила их перед ним, а сама встала у своего места напротив него. Ее раздражало, что он сидит как король в ожидании своих подданных. Наверное, он делает это нарочно, чтобы она поняла, что недостойна того, чтобы ее замечали или вставали с места при ее появлении. Но он мог хотя бы выдвинуть для нее стул!
— Меня удивляет, что ты не начал есть еще до того, как я села.
— Это же верх наглости — начинать есть, пока все гости не расселись по местам и каждому из них не подали еду.
— А если мужчина не встает, когда дама входит в помещение, — это, кстати, тоже отнюдь не признак хороших манер.
Алессандро посмотрел мимо нее, словно ожидая прихода других гостей.
— Я пока не вижу никаких дам, вошедших в зал, — ответил он с холодной улыбкой. — Когда заметишь какую-нибудь даму, скажи мне.
Рэйчел впилась пальцами в спинку стула, еле сдерживаясь, чтобы не дать ему пощечину за оскорбительный комментарий.
— Что, наслаждаешься властью? Вижу, ты получаешь удовольствие от перемены ролей. Но твои барские замашки выглядят жалко — ведь никакие деньги не изменят того, кто ты есть на самом деле. Ты можешь окружать себя какой угодно роскошью, но внутри ты кем был, тем и остался — неотесанным уличным пацаном, которому однажды повезло.
— Садись.
Она сжала стул еще сильнее.
— Я сяду, только когда ты встанешь.
— Тебе придется очень долго ждать, Рэйчел. Так что садись, пока я не вышел из себя.
Воздух между ними словно заискрился от напряжения.
Под пронзительным взглядом его сапфировых глаз Рэйчел забеспокоилась. На его лице не было никаких признаков гнева, но она чувствовала его злость — она словно обвивалась и сжималась вокруг нее, как удав, все сильнее с каждым ударом ее сердца.
После напряженного молчания Алессандро сказал:
— Я приготовил бумаги тебе на подпись, — и протянул их ей.
Рэйчел замялась, но потом взяла их дрожащей рукой. Ей было неприятно чувствовать себя ребенком, которому читают нотации.
— Прочитай их внимательно, прежде чем подписывать.
Рэйчел выдвинула стул и села, сама не осознавая того, что делает. Она не собиралась садиться, пока он стоял, — и все же получилось так, что он добился своего.
— Хорошая мысль, Валлини, — сказала она, злобно глядя на него.
— Читай, Рэйчел, — ответил он бесстрастным тоном.
В документе говорилось, что она будет его домработницей и поэтому должна подписать соглашение о конфиденциальности. Если она будет общаться с прессой во время работы у него и в течение шести месяцев после окончания действия контракта, ей придется вернуть все деньги, полученные за работу, и в том числе те десять тысяч евро, которые дал ей Алессандро.
— Есть вопросы?
Ее удивляла его расчетливость — для двухдневного пребывания такие меры предосторожности казались ей излишними. Впрочем, у него были основания думать, что она пойдет на все, чтобы получить деньги, в которых отчаянно нуждалась. Беседа с прессой могла принести ей тысячи долларов, но она об этом и не мечтала — потому что сама знала, каково это, когда твою личную жизнь муссируют в каждом газетном заголовке.
— Нет, не думаю. Вполне логично, что ты платишь мне за то, чтобы я держала язык за зубами.
— Ты не пробудешь здесь больше двух дней. По истечении этого времени ты вольна идти куда хочешь и не будешь должна мне ни цента — если, конечно, будешь вести себя прилично.
Рэйчел взяла ручку и подписала соглашение.
— Ты каждую свою любовницу просишь подписать соглашение о конфиденциальности, прежде чем лечь с ней в постель?
Его глаза засверкали.
— Ты здесь не в качестве моей любовницы.
Рэйчел почувствовала, что краснеет.
— Откуда я знаю, что это не входит в список моих обязанностей?
Алессандро долго молчал.
— Я никогда не смешиваю дела с личной жизнью, — ответил он. — Это очень опасно — есть риск, что тебя будут эксплуатировать.
Рэйчел знала, что он намекает на то, как она вела себя с ним в прошлом. Она флиртовала с ним, дразнила его, предлагая ему себя при любой возможности, и неимоверно наслаждалась этим. С ним она чувствовала себя настолько прекрасной, женственной и желанной, что совсем потеряла голову. Но теперь, оглядываясь назад, она жалела, что не повела себя немного благоразумнее.
Отложив в сторону бумаги, Алессандро потянулся за бутылкой шампанского.
— Ну что, отпразднуем наше временное соглашение?
— Почему бы и нет? — ответила Рэйчел нарочито беззаботным тоном.
Он протянул ей бокал с вином и чокнулся с ней своим.
— За умение постоять за себя.
Она сделала маленький глоток и провела пальцем по краю бокала.
— Теперь мне это удается намного лучше, чем раньше.
— Ну, мне кажется, ты всегда умела отстаивать свои интересы. — Чуть помолчав, он спросил: — Когда ты решила уйти от Хьюсона?
Рэйчел опустила глаза:
— Я поняла, что у нас ничего не получится. У нас было мало общего, кроме нашего происхождения. Я всегда об этом знала, но мой отец настаивал на моей помолвке с ним.
— Он хотел, чтобы ты вышла замуж за толстый кошелек. — Его слова прозвучали как упрек.
— Да, но я была так воспитана. Меня учили, что я должна общаться только с людьми своего круга.
