Мысль о вещи.
Жизнь – форма времени.
Карп и лещ – сгустки его,
Сгустки времени и похлеще:
Морская волна и твердь
Суши. Сгусток времени даже
Смерть…
[3]
Вчера написала. Что это? Разве стихи? Бред сивой кобылы.
– А играет у тебя что? – спросил Лев.
– Догадайся с трех раз.
– Я с первого догадаюсь. Цой.
– Молодец.
– А у него как с пространством?
– О, у него и пространство и время – все есть.
– Надо мне его послушать внимательно.
– Послушай. Можешь зайти за диском.
– Ага, хорошо. Не сегодня. Слушай, Ветка, чего звоню-то. Я тут в местной газете вычитал – у вас в театре «Севильский цирюльник» поставили. Сходим?
– Ты меня приглашаешь?
– А почему нет? Конечно!
В первый раз парень пригласил меня в театр, понимаете, да?
– Хорошо, конечно, сходим!
– Слушай, прости за вопрос. У тебя, наверное, и юбка имеется?
– Представь себе, да.
– И туфли?
– И туфли.
Я сразу вспомнила и юбку, и туфли, довольно-таки старушечьи, которые мне мама купила для школы. Нет, у меня были и другие юбки, и платья были, разумеется, не такая я, в самом деле, Золушка. Все было… но вот беда – я из всего выросла, а мама боялась покупать мне что-либо без моего разрешения, а самой мне было не нужно!
– Наденешь это в театр? Что ты ходишь, как эта… как готка, в черном всегда?
Надеть на себя вот это барахло – юбку и туфли? Мне в черных джинсах уютно! Джинсы – это мой стиль. У меня их несколько. И свитеров всяких, водолазок, футболок с рукавами и без – миллион. А кроссовок и кед – два миллиона.
– Я не люблю юбки.
– В театр в джинсах не пустят. Нет, пустят, конечно, но мне бы хотелось…
– Ладно, Лев, я эту проблему решу.
– О’кей!
Бросив трубку, я тут же полезла в шкаф и все, что нужно, отыскала. Нашлась и красная нарядная блузка с вырезом спереди и рюшами, как в чешуе, мама купила ее на вырост, и вот я выросла, наконец. Напялила нелюбимые колготки. Придирчиво взглянула на себя в зеркало.
Да, ничего там была девушка! Не хуже, чем в джинсах, правда! Я пожала плечами. Почему бы мне все это не носить иногда? И мама бы порадовалась – то, что она купила, не пропадает даром.
Я достала косметичку и накрасила ресницы. Тронула губы помадой.
Все! Достаточно! Целый час на это убила!
Была почти полночь. Родители спали. Я редко ложусь спать раньше двенадцати и в школу к восьми встаю с трудом. Интересно, сосед спит?
Если я звякну не по домашнему, а на мобильник – родителей Левкиных не испугаю, у него своя комната, они не услышат.
– Лев! Спишь?
– Читаю.
– Лев, выйди на площадку, я тебе что-то покажу. Буквально на минутку, лады?
– До завтра не подождешь? Я уже в постели.
– Я бы подождала, если бы мы в соседних домах жили. Но ведь мы на одном квадратном метре!
– Ладно, выхожу, уговорила.
Конечно, я не скажу, что Лева упал при виде моей юбки. Он на ногах крепко держится. Но удивился сильно.
Он осмотрел меня буквально как новогоднюю елку, только не он вокруг нее ходил, а я покружилась по его просьбе.
– Слушай, как все-таки женщинам идут платья и юбки, – сказал он, удивленно крутя башкой. – Ты совсем другая сейчас.
– Правда, что ли?
– Да. Ты сейчас знаешь кто? – он потер подбородок. – Ты сейчас настоящая Виолетта.
– Здрасьте! А была какая? Ненастоящая?
– А была Ветка. Хорошего дерева рябины – но ветка!
– А сейчас я какого дерева?
– А сейчас ты вообще не дерево. Ты – сама по себе. Виолетта Покровская.
И он притянул меня к себе и клюнул куда-то в щеку.
И скрылся в дверях квартиры.
Хочешь быть счастливым – будь им. Очень правильно сказано. Слушайте! У меня все нормально. Я, кажется, нравлюсь самому интересному человеку в классе. Леве Капитонову. И кажется, он попытался меня поцеловать. Ух ты! Просто круто! И все, успокойся, Виолетта, будь счастливой! Только не хочу почему-то.
Мне ужасно, страшно, ненормально сильно захотелось, чтобы меня в прикиде кофта-юбка-туфли увидел Захар.
Так бы и побежала в его хрущевский дом. Но тогда родители решат, что Покровская совсем сбрендила, ночью явилась. Если бы Кислицин жил дома один – точно бы побежала!
Сказала бы так:
– Раз ты меня в школе избегаешь, я пришла к тебе домой. Сейчас не удерешь? Я похожа на огнедышащего дракона, от которого надо бежать?
Он бы сказал:
– Ты че, Покровская? Ты больная, точно.
И мы стали бы опять целоваться.
Захар. Захар. Захар. Почему я оправдывалась перед Левой? Захар точно классный! Классный! Реально! Как мы бежали с ним от луны? Лева бы стал от нее бежать? Да ни за что!
На следующий день вечером Лева вручил мне билет в театр.
– Слушай, Рябинка. К сожалению, нам придется пойти порознь. Потому что именно в этот день мне назначили прослушивание в музыкальном колледже.
– Да ладно, не парься. Что я, одна до театра не доберусь?
– Хотелось бы вместе. Ты подожди меня у входа. Или я подожду, если приду раньше. Билет – так, на всякий случай. Вдруг я в колледже задержусь?
И вот настал долгожданный театральный день, и я надела на себя юбку, блузку и даже нашла у мамы маленькую сумочку на длинном ремне. Но когда я подошла к зеркалу, чтобы рассмотреть себя со всех сторон, случилась катастрофа. Она всегда случается неожиданно. Еще и поэтому ее последствия всегда ужасны.
Сломался каблук. То есть туфли, купленные мамой у китайских торговцев, оказались бракованными. И каблучок-то не очень высокий, но ведь без каблука – никак. Вроде бы и незаметно, а народ скажет: «Молодой человек с хромоножкой в театр явился». Я чуть не выругалась. И со злостью швырнула бракованную туфлю в угол. Никуда не пойду. Не хочу. Пусть провалится этот театр, понимаете, да? Подумаешь, «Севильский цирюльник»! Да мы друг без друга проживем!
И вдруг меня осенило.
Отдам свой билет Захару! Пусть парни в театре встретятся и наконец-то познакомятся по-нормальному. И пусть Лева поймет, что Захар вовсе не дурак. Вдруг они даже подружатся… Я так давно хочу, чтобы они подружились. Это вообще моя мечта.
