— А Сиенна знает, что ты намеревался встретиться с ее отцом накануне его смерти? — задумчиво протянул Лукас.
— Еще нет.
— Но она скоро узнает об этом.
— Да, непременно, — отозвался Константин и ослабил узел галстука, который внезапно показался ему слишком туго затянутым. Затем он расстегнул верхние пуговицы на рубашке. Константин собирался завладеть вниманием Сиенны. Таков был его метод.
В небе раздавались раскаты грома. Сиенна быстрыми шагами приближалась к машине. Она хотела взять зонтик, который оставила на заднем сиденье. Когда она проходила мимо фургончика, дверца его открылась и ей навстречу выскочил репортер. Яркая вспышка ослепила Сиенну. Она машинально подняла руку, загораживая лицо.
Молодая женщина развернулась и пошла прочь, заметив краем глаза, что на парковку въезжает еще один фургончик с репортерами. Это уже не были вежливые учтивые операторы с телевидения, которые присутствовали на похоронах. На парковке высадился десант хищников, готовых любыми способами получить необходимую для скандальной статьи информацию.
Константин, его появление на похоронах отца не давало покоя Сиенне. Как он посмел?
Послышался удар грома. Сиенна ускорила шаг, а потом и вовсе побежала. Дождь полил стеной. Мокрые замерзшие пальцы сжимали сумочку. Сиенна обернулась. Репортеров не было видно, и она вздохнула с облегчением.
«Хоть какая-то польза от дождя», — подумала она и, развернувшись, наткнулась на кого-то. Константин!
Сквозь мокрый шелк платья она почувствовала его мускулистое сильное тело. Ее прожгло, как огнем. Значит, она еще не забыла его.
Константин указал на ближайшее дерево:
— Туда, скорее. На другой стороне парковки репортеров еще больше.
Его рука, большая и горячая, обхватила ее талию. Сиенну колотила дрожь. Она старалась сдерживать себя и не выдавать волнения, однако это было очень тяжело. Сиенна поняла, что Константин следовал за ней, готовый прийти на помощь в случае опасности.
— Спасибо, — тихо промолвила она.
Конечно, она оценила его заботу, но ей все равно было некомфортно.
Они укрылись под раскидистым дубом. Густая крона защищала их от дождя, но отдельные капли все равно пробивались сквозь листву, мочили ее волосы и платье. Сиенна нашла в сумочке платок, чтобы вытереть лицо. Она уже не беспокоилась о макияже, поскольку при такой погоде вряд ли что от него осталось.
На секунду луч солнца пробился сквозь тучи и дождь, озарил все кругом: и серую парковку, и кладбище, и дуб, под которым прятались Сиенна и Константин. Слезы покатились из ее глаз. Опять потребовался платок.
— Вот, возьми. — Константин протянул ей свой.
Сиенна продолжала всхлипывать. Слезы бежали по щекам не останавливаясь. Она не могла с ними справиться. Слишком много событий произошло всего за несколько дней. Хрупкая женщина не может быть сильной все время.
Секунду спустя Сиенна очутилась в объятиях Константина. Горячая заботливая рука успокаивающе поглаживала ее по спине. Сначала Сиенна напряглась. Она не могла позволить ему жалеть ее, но потом сдалась и прижалась к широкой сильной груди.
До этого она плакала только в одиночестве, ночью, в своей комнате, потихоньку, чтобы не огорчать мать, которая со дня смерти отца впала в глубокую депрессию.
Через некоторое время она начала понемногу успокаиваться, и рыдания сменились тихим плачем, однако слезы катились по ее щекам нескончаемым потоком. Измученная, Сиенна была рада прислониться к мужскому плечу, обрести утешение.
Постепенно дождь стих, а вскоре и вовсе прекратился. Константин ослабил объятия, и Сиенна немного отстранилась от него. Ее голова закружилась, и рассудок помутнел. Истерика, слезы и недавние события отняли у нее последние силы.
У самого уха молодая женщина услышала голос Константина:
— Нам нужно идти. Здесь говорить мы не можем.
Сиенна внезапно обнаружила, что Константин напряжен. Он явно хотел ее. Тут же в голове всплыли чувственные моменты их романа, но она вспомнила также унижение и горечь расставания.
Раскрасневшись, Сиенна попыталась окончательно высвободиться из объятий Константина, дернулась, выронила сумочку, и ее содержимое рассыпалось на мокрой земле. Нагнувшись, Сиенна принялась судорожно собирать вещи: пудреницу, помаду, ключи от машины…
Если Константин добивается встречи и разговора, пусть перенесет их. Она ни за что на свете не подвергнет себя опасности быть униженной прессой, как это произошло два года назад.
— Боже, Сиенна… — пробормотал Константин, присел и начал помогать ей.
Была ли нежность в его глазах, в голосе? Нет, показалось! — решила она.
Сиенна судорожно засовывала в сумочку то, что подавал ей Константин. Снова зарядил дождь, холодные капли стекали по ее лицу, падали на и без того мокрую одежду. Волосы прилипали к щекам, а ткань платья — к коже. В туфлях хлюпало. Константин выглядел немногим лучше. Пиджак плотно обтягивал плечи, сквозь мокрую белую рубашку просвечивала загорелая кожа.
Сиенна не могла больше оставаться рядом с ним. Нужно было срочно уходить.
— Думаю, нам придется повременить с разговором, — сказала она, — видишь, я промокла.
Сиенна развернулась на каблуках в поисках укрытия, где не было бы назойливых репортеров с микрофонами, камерами и прочими журналистскими штучками. Но Константин, мгновенно поднявшись, схватил ее за талию и притянул к себе. Пошевелиться или убежать возможности не было.
— Неужели ты думаешь, что после четырех дней напрасных звонков я отпущу тебя? Ты ошибаешься, — заявил он.
Глава 2
Сиенну взбесила бесцеремонность Константина. Она вонзила ногти в его руку со словами:
— Отпусти меня! Слышишь?
— Ни за что, — твердо ответил он и еще крепче прижал ее к себе.
Сиенна ощутила мощное горячее мужское тело. Она против своей воли отреагировала на близость Константина.
За ее спиной послышался шум мотора. Машина подъехала ближе и остановилась в паре метров от них. Константин пробурчал что-то невнятное.
Ливень наконец прекратился, и представители прессы потихоньку начали вылезать из укрытий.
— Я не хотел этого, поверь, но ты сама виновата в том, что сейчас произойдет, — заявил Константин.
Сиенна вскинула голову. Немного не рассчитав, она больно ударилась о подбородок Константина. Из глаз посыпались искры. Это взбесило ее еще больше.
— Отлично! Значит, ты считаешь, что моя любовь к своей семье это преступление? — бросила она с вызовом.
Что-то пострашнее, чем приближающиеся папарацци, промелькнуло в глазах Константина. Он сухо ответил:
— Вот как это теперь называется! Чудно!
