– Машина сгорела дотла, труп не опознать.
Никто не видел аварии, на второстепенной дороге все случилось, там одна телега
в три часа проезжает, я ушел еще до прихода «Скорой». Короче, если менты
спросят, отвечу: «Ничего не знаю! Болею простудой, лежу в кровати. Где жена,
понятия не имею, мы давно разбежались, каждый в своей комнате живет. Машина ее
собственность. Куда она ездила, не ведаю». Ничего про твою не скажу, понял?
– Спасибо, – прошелестел Юра. – Но в
автомобиле тело найдут?
– Обгорелые кости, – фыркнул Иван. – Может,
водитель по дороге кого подсадил? Нет, тут все чисто. Да и местные сыскари,
думаю, суетиться не станут. Главное, нам не напортачить. Заявление о пропаже
жены надо нести дней через тридцать. Если станут спрашивать, чего так поздно
спохватился, отвечай, что она и раньше уезжала с любовником. Непременно
прокатит. А если вдруг по костям сообразят, кто погиб, то к нам какие
претензии? Мы дома были. В общем, будем с тобой сообща стараться – выиграем.
– Ладно, – согласился Юра.
– Он дурак? – спросила я, когда Марк замолчал.
– Просто жадная сволочь, – пояснил практикант.
– Даже не спросил, кто ему звонил! Фамилию,
телефон не узнал, поверил в чушь!
– Ага, – подхватил Марк. – Шуметь не стал,
волну не поднял, через месяц в милицию заяву припер. Сами знаете, как к
подобным документам в отделениях относятся: не ребенок пропал, не старуха
безумная, а молодая еще женщина, вменяемая. Конечно, Юрию сказали: «Небось с
любовником укатила, еще объявится».
– Она не объявилась, – вздохнула я. – Хорьков
милицию не дергал, прошло установленное законом время, Раду признали умершей и
выдали мужу необходимый документ. Постой, значит, в «Жигулях» была Хорькова?
– Получается так, – согласился Марк.
– Но в машине находились трое! Эмма и ее муж
поехали на дачу вместе с Софьей. Мне Поспелова так сказала… вернее, Калистидас…
Короче, не важно. Их там было трое – Эмма, Антон и Софья, ни о какой Раде речь
не шла.
– Выходит, Эмма про нее забыла. Амнезия.
– Но вспомнила же она про Софью… – протянула
я. – И… вот, однако, странность… прямо нестыковка…
– Какая? – полюбопытствовал Марк.
– Эмма рассказывала мне, как она очнулась в
больнице и спросила у Поспелова про Соню. Понимаешь?
– Ну ясно, ей хотелось узнать о лучшей
подруге.
– Нет, ты не словил мышей! – азартно
воскликнула я. – Эмма потеряла память. Полностью. Только бытовые навыки
остались, Поспелова пользовалась туалетом, нормально ела, но память была белее
листа бумаги. Она не могла спрашивать о Соне. Эмма не помнила про Калистидас,
ей потом Антон воспоминания оживлял, приносил фото, давал слушать записи. И
Эмма-то – Софья! Если она задавала вопрос про Софью, значит, осознавала себя
Эммой. Тут несовпадение. Я только сейчас поняла это. Либо она в амнезии, тогда
никакого интереса к Софье быть не могло, либо она в памяти и ее вопрос
оправдан. Но во втором случае возникают дальнейшие вопросы. Их очень и очень
много. Был ли Антон в машине, и если был, то как выбрался целехоньким из
горящего автомобиля? Почему сумка Эммы лежала совершенно нетронутая на обочине?
Если Юрию звонил Поспелов, назвавшись Иваном, то почему он представился другим
человеком? На место аварии прибыла милиция, и Антон, когда ему сообщили о том,
что пострадала его жена, не сказал о Раде Хорьковой?
– Ну… ну… – замямлил Марк. – Скажем, он решил
помочь Юрию.
– С чего бы? – удивилась я. – Мы имеем
нескольких действующих лиц и кучу нестыковок. Допустим, Эмма сказала мне
правду: на дачу поехали она, Антон и Софья. Значит, в пожаре погибла
Калистидас?
– Да, – подтвердил Марк.
– Но теперь-то мы знаем, что Соня осталась
жива, она жила затворницей во Флоридосе. Конечно, необходимо провести анализ
ДНК, чтобы подтвердить родство Софьи и Константина, но я на сто процентов
уверена: они отец и дочь. Шестой палец просто так не вырастет. Следовательно…
– В «Жигулях» сгорела Эмма, – перебил меня
Марк. – Антон, сообразив, что Софья потеряла память, выдал ее за свою жену,
иначе бы не видать ему денег Анны Львовны.
– Минуточку! – остановила я Марка. – Тело
женщины было очень сильно обожжено. Моя здешняя знакомая – уж и не знаю, как ее
теперь называть! – сказала мне, что на Эмме было красное платье, расшитое
пайетками. Сейчас такая одежда не редкость, но в год аварии мало кто в Москве
имел подобный прикид. Так вот, пайетки склеились бы от жара, а тонкий материал,
на который они были пришиты, должен был «привариться» к телу несчастной жертвы.
Если бы не шикарная шмотка, площадь поражения была бы меньшей. И снова
нестыковочка: Эмма, то есть та женщина, которая жила во Флоридосе под этим
именем, утверждала, что Антон, причинив ей страшную боль, натянул на нее,
выжившую при аварии, то самое красное платье.
– Вот видите! – обрадовался Марк.
– Маленькая деталь: где он его взял?
– Ну… стащил со второй женщины… – неуверенно
сказал Марк.
Я только вздохнула и продолжила:
– Теперь еще одна нестыковка в рассказе моей
знакомой. Она, когда взяла в руки медальон, сказала, что вспомнила аварию, И
что видела на обочине тело Эммы с вывернутой шеей. Антон стащил с нее одежду…
– И что?
– Но машина горела, значит, платье Эммы не могло
сохраниться. Либо пожар вспыхнул не сразу. Но тогда почему так изуродовало
Софью? Все неправильно! Не связывается! Если выжила Софья, то как на ней
оказалось платье Эммы? Кто сидел за рулем? Иван, как следует из протокола, спас
женщину за рулем, а пассажирка погибла, и она, по словам Субботина, была одна.
Где Рада?
– Может, она не ездила с Поспеловыми? –
предположил Марк.
– И пропала!
– Ну… бывает.
– А Юрию звонил некий Иван, вообще никак не
связанный с делом Эммы?
– Нет, – был вынужден признать Марк.
– Где тогда Рада?
– Не знаю.
– Куда подевался во время аварии Антон?
– Непонятно.
Я перевела дух.
– Теперь вспомни милицейский протокол. В нем
Поспелов не упомянут. То есть Антона не было в момент аварии в машине. И я верю
гаишникам, которые составляли бумагу. Так что же произошло там, на дороге?
– Неизвестно, – талдычил Марк.
