– Знаю, только если это она, туда вовсе не обязательно плыть, можно добраться и по суше. Видите вон там пешеходную дорожку?
– Пешеходную дорожку?!
– Ну да… – Он машет в дальний конец пляжа. – Ее соорудили лет пять назад, чтобы открыть доступ в новый район туристам и спортсменам, и даже вымостили досками.
Я смотрю на парня в немом ужасе. В нашу потайную бухточку теперь ведет деревянный тротуар? И по нему ходят… все, кому не лень? Мне это кажется святотатством. Даже хуже – извращением. Нет, я этого так не оставлю, я напишу письмо с протестом и отправлю… не знаю кому. Кому-нибудь. Это было наше секретное место, и оно должно было оставаться недоступным для посторонних. Как же теперь мы будем заниматься там сексом?
– И что, многие там бывают?
– Да, это весьма посещаемое место. – Парень усмехается. – Между нами, многие специально ходят туда, чтобы ширнуться или закинуться.
Ширнуться?! Мой ужас становится еще глубже. Наша прекрасная, спокойная, романтическая бухта меж скал превратилась в наркоманский притон!
Я с силой тру лицо, пытаясь приспособиться к новой, унылой реальности.
– Значит… значит, и сейчас там кто-то есть?
– Конечно! Вчера там зажигала крутая вечеринка. Думаю, те, кто не сумел вернуться, спят прямо там. Ну, пока… – Он прыгает в лодку и берется за весла, а я стою по колено в воде и смотрю ему вслед. Вот, значит, как… Наркоманская вечеринка в нашем священном месте. Похоже, наши планы потерпели крушение, и тут уж ничего не поделаешь.
Медленно я бреду по мелкой воде туда, где стоит Бен.
– Там было так хорошо! – говорю я и чувствую, как сердце щемит в груди. – Наша бухта… они ее погубили! Даже не знаю, как я это переживу. Ты только посмотри!.. – Широким жестом я обвожу пляж. – Это ужасно, разве нет?
– Ради бога, Лотти, успокойся! Не надо делать из мухи слона! – отвечает Бен несколько нетерпеливым тоном. – Мы и сами устраивали вечеринки на берегу, жгли костры и пили пиво, а кое-кто и забивал косячок с «травкой». Артур постоянно жаловался, дескать, мы опять намусорили на пляже.
– Но мы не оставляли на виду использованные презервативы! – с негодованием парирую я.
– Ну, не знаю… – Бен пожимает плечами. – Я, правда, ничего такого не помню, но ведь должны же мы были куда-то их девать!
– Ты действительно все позабыл! – Я смеюсь, хотя слышать эти слова мне не очень-то приятно. – Мы не пользовались резинками. Я была на таблетках.
– Ах да! Конечно! Извини, я и правда забыл.
Как можно забыть подобные вещи, если речь идет о девушке, которую ты, по твоим же собственным словам, любил больше всего на свете, думаю я. «Если бы ты действительно меня любил, – хочется сказать мне, – ты бы вспомнил, что я принимала противозачаточные таблетки». К счастью, я успеваю вовремя остановиться. Не стоит отравлять медовый месяц ссорой из-за того, кто из нас лучше помнит, к какому способу контрацепции мы прибегали пятнадцать лет назад. Тем не менее мое настроение изрядно подпорчено, и я, отвернувшись от Бена, мрачно всматриваюсь в безмятежную морскую даль. Мне хочется плакать, но причина, конечно, не в забывчивости Бена, а в разочаровании, которое я испытываю. Ничего подобного я, разумеется, не ожидала. Почему-то я не сомневалась, что, когда мы сюда приедем, на берегу не будет ни единой живой души, и этот пляж, это море и солнце будут принадлежать нам одним, и мы снова сможем бегать по песку, барахтаться в пенных морских волнах и обнимать друг друга под звуки невидимых скрипок. Возможно, с моей стороны было глупо надеяться увидеть знакомый пляж совершенно неизменившимся, но и смириться с тем, что за пятнадцать лет он превратился в свалку, я не могу.
– Ну, что будем делать? – спрашиваю я.
– Получать удовольствие, конечно. – Бен крепко обнимает меня и целует. – Ну и пусть кое-что здесь изменилось, вернуться все равно приятно, не так ли? Ведь море и песок остались теми же.
– Да.
Я с благодарностью целую его в ответ.
– И Лотти тоже не изменилась, – добавляет он лукаво. – Она все так же хороша и соблазнительна в этих своих мини-шортиках. – Его рука опускается на мой зад, а я вдруг испытываю сильнейшее желание осуществить хотя бы часть из того, о чем я так долго думала и мечтала.
– Подержи-ка!..
Я отдаю ему свою сумку, а сама набираю в грудь побольше воздуха, разбегаюсь и, оттолкнувшись ногами от песка, подпрыгиваю, чтобы сделать безупречное «колесо». Когда-то мне это удавалось, и я уверена, что в этот раз у меня тоже все получится.
Ах ты, ч-черт!..
Мои руки не выдерживают мой вес, локти подгибаются, и я довольно чувствительно приземляюсь на голову. Я еще не понимаю, что произошло и только чувствую, что лежу на дорожке задрав ноги и что у меня полный рот песка. Потом до меня доносятся чьи-то встревоженные голоса. Подвернутая рука болит, а сама я буквально сгораю от стыда и унижения. Неужели я больше не могу делать «колесо»? Но как, когда я этому разучилась? Или я просто… растолстела?
– Как ты себя чувствуешь, дорогая? Ты не ушиблась? – Это Бен. Он подходит ко мне и опускается рядом со мной на корточки. Взгляд его перемещается с моего лица на мои шорты. – У тебя, кажется, небольшая авария…
Проследив за его взглядом, я чувствую новый приступ жгучего стыда. Мои шорты разошлись по шву, да еще в таком месте… В это мгновение мне хочется просто умереть, чтобы избавиться от кошмара.
Бен помогает мне подняться. Я морщусь от боли и тру руку. Должно быть, я слегка растянула связки, но это пройдет. Но что делать с шортами? Нельзя же расхаживать по острову в таком виде!
Пока я вставала, вокруг нас уже собралась небольшая толпа зевак.
– С вами все в порядке? – спрашивает меня девчушка лет пятнадцати, одетая в выгоревшие добела джинсовые шорты и лифчик от купальника. – Вам нужно было оттолкнуться посильнее, – добавляет она, не дожидаясь моего ответа. – Примерно вот так… – Она подпрыгивает и исполняет безупречный переворот боком, за которым почти без паузы следует обратное сальто.
– Спасибо… – бормочу я. – Буду иметь в виду. – Я забираю у Бена свою сумку. – Ну… что дальше? – спрашиваю я после довольно продолжительной паузы. – Пойдем в бухту или?..
Даже в мыслях я не решаюсь назвать оскверненную наркоманами бухту «нашей». К счастью, Бен тоже не горит желанием отправиться туда, где берег завален шприцами, окурками, пустыми упаковками от таблеток и, возможно, бесчувственными телами.
– Я хочу выпить кофе, – говорит он твердо. – И побывать в пансионе.
– Хорошо.
В моем сердце вспыхивает последняя искорка надежды. Пляж безнадежно испорчен, но, быть может, хотя бы пансион остался прежним.
– Только ты иди первым, – добавляю я. Мои шорты лопнули и сзади тоже, и я не хочу, чтобы Бен шел за мной.
Не знаю, то ли причина в моей неудачной попытке пройтись «колесом», то ли кардиомонитор в тренажерном зале нагло мне врет, но я определенно пребываю не в лучшей физической форме. Как бы там ни было, сто тринадцать ступенек каменной лестницы оказываются для меня нелегким испытанием, так что уже на половине подъема я начинаю хвататься за перила. Бен по-прежнему идет впереди, и я рада, что он меня не видит. Мое лицо раскраснелось, выбившиеся из-под резинки волосы липнут к покрытому испариной лбу, а дыхание становится частым и громким, но отнюдь не сексуальным. Солнце припекает уже по-настоящему, и я стараюсь не смотреть вверх, чтобы не видеть, сколько еще нам осталось. Но вершина уже близко. Я чувствую это и рискую бросить взгляд на верхнюю площадку лестницы. Там кто-то стоит. На фоне яркого солнца мне виден только силуэт, но я сразу понимаю, что это девушка.
