Некоторые дети играют в Гарри Поттера, но мой Ной, разумеется, вообразил себя главным действующим лицом драматических сюжетов, записанных на рекламном диске программы самопомощи. Может быть, у него действительно слишком богатая фантазия?
Когда мы выходим из школы, я слегка пожимаю сыну руку.
– Пока я ждала тебя в холле, – говорю я мягко, – я посмотрела DVD-диск твоей учительницы. Он ведь тебе нравится, правда? Ты любишь смотреть истории о других детях? – добавляю я, чтобы Ной лучше меня понял.
Сын долго, очень долго раздумывает над моим вопросом, потом произносит каким-то не своим, «взрослым» голосом:
– Если твоя мама сделала пластическую операцию, в этом нет ничего страшного. Пусть даже она выглядит иначе, ты должен думать о том, что теперь твоя мама стала гораздо счастливее.
Не сразу я опознаю цитату из сюжета о маленькой Саре. И тут же другая мысль сражает меня как молния. Неужели Ной сказал миссис Хокинс, что я сделала себе пластическую операцию и теперь «чувствую себя гораздо счастливее»?!
– Ты совершенно прав, – говорю я как можно спокойнее. – Но ведь, Ной… Ты же знаешь, что твоя мама не делала никаких операций?
Сын старательно избегает моего взгляда. О боже! Что он мог наболтать учителям обо мне?!
Я как раз собираюсь еще раз заверить Ноя в том, что я никогда не делала никаких пластических операций (пара инъекций ботокса не считаются), когда мой телефон разражается пронзительным электронным писком. Пришла эсэмэска от Лотти. Господи, этого еще не хватало! Неужели они с Беном сумели исполнить то, что задумали?
«Садимся на самолет. Так что ты все-таки думаешь о клубе «Высокая миля»? Может, назвать нашего будущего малыша Милсом или Майлсом? ☺»
«Не делай глупостей, – быстро отбиваю я. – Приятного полета».
Потом я нажимаю «Отправить» и несколько секунд смотрю на экран, прежде чем убрать телефон в сумочку. Вряд ли они попытаются сделать это в самолете, думаю я. С моей точки зрения, это весьма маловероятный сценарий, хотя чем черт не шутит?.. С другой стороны, сотрудники аэропорта должны были предупредить экипаж, что у них на борту находится перевозбужденная парочка молодоженов. За Лотти присмотрят, так что на ближайшие несколько часов я могу расслабиться.
Тут мой взгляд падает на часы, и я начинаю нервничать с новой силой. Для меня все складывается крайне неудачно. Ну почему, почему прямой рейс на Иконос бывает только раз в сутки? Экое невезение! Мне нужно срочно попасть на остров, но я вынуждена ждать до завтра, а ведь за это время может произойти слишком много всего.
Что ж, ничего не поделаешь, придется потерпеть. Ну а поскольку я все равно не могу оказаться на Иконосе раньше Лотти (это вряд ли было бы возможно, даже имейся у меня в резерве знакомый миллиардер с личным «Боингом»), нужно использовать оставшееся время с умом.
И я решаю провести одно небольшое расследование…
* * *
Я нахожу его именно там, где и рассчитывала: в обувной коробке под кроватью. Дневник Лотти… Она начала вести его, когда ей было пятнадцать, и теперь он представляет собой несколько довольно пухлых тетрадей. Насколько мне известно, сестра всегда придавала своему дневнику огромное значение. Время от времени она зачитывала мне оттуда кое-какие фрагменты и даже мечтала о том, что когда-нибудь сумеет его опубликовать. «Как я записала на днях в своем дневнике…» – подобные фразы я слышу от нее довольно часто, и они неизменно вызывают во мне глухое раздражение. Можно подумать, Лотти действительно считает свои мысли и чувства куда более значительными, чем мои. Еще бы, ведь ее каракули «не вырубишь топором», мои же мысли, оставаясь не записанными, навсегда исчезают во мгле времен. (Историки просто обрыдаются, ага!) Тем не менее я стараюсь с уважением относиться к тайнам частной жизни Лотти. Например, я никогда не читала ее дневниковых записей, если, как уже говорилось выше, она сама не посвящала меня в содержимое того или иного абзаца. Ну а если говорить совсем откровенно, они никогда меня особенно не интересовали – ее маленькие тайны, глупые девчоночьи секреты и более или менее глубокие душевные переживания. Теперь, однако, все изменилось. Я должна узнать как можно больше об этом странном Бене, и дневник Лотти остается единственным источником, из которого я могла бы почерпнуть хоть какие-то сведения. Порядочность, конечно, никто не отменял, но другого выхода я не вижу. Кроме того, я надеюсь, что о моем поступке никто никогда не узнает.
Ной смотрит на кухне «Десятилетнего Бена»
[35]
. Его от этой передачи за уши не оторвешь, поэтому я чувствую себя в безопасности. Для удобства я сажусь на кровать Лотти, и меня тотчас окутывает ее запах, поднимающийся от покрывала: чистый, сухой, цветочный аромат, напоминающий о летнем полдне где-нибудь у нас, в Англии. Кроме того, я хорошо помню, что в восемнадцать лет сестра пользовалась туалетной водой «Этернити», и сейчас я ощущаю и этот слабый аромат, который исходит от страниц дневника в моих руках.
Ну что ж, раз уж я здесь, придется идти до конца, думаю я и криво ухмыляюсь. В конце концов, я поступаю так не из пустого любопытства. Чтобы справиться с нерешительностью, я мысленно сравниваю себя с врачом-хирургом, который вторгается в человеческие внутренности, чтобы вырезать злокачественную опухоль. Чтение дневника, говорю я себе, послужит той же цели: спасению моей сестры, которой может угрожать очень серьезная опасность.
И все же мне не по себе. Я чувствую себя виноватой уже потому, что вторглась без спроса в квартиру Лотти, хотя она сама отдала мне ключ и попросила заходить почаще, чтобы поливать цветы и проверять, не протекли ли трубы в ванной комнате. Иными словами, у меня есть полное право находиться в ее доме. Что касается дневника, то я успею спрятать его под подушку, если кто-то все-таки войдет.
Ну, поехали…
Я наугад открываю дневник.
«Эта Флисс – просто стерва!..»
Че-го-о?..
– От стервы слышу! – машинально огрызаюсь я вслух.
Конечно, это не реакция взрослой женщины. К тому же в моих словах нет ни капли смысла (если не считать того, что я отвела душу и чувствую себя чуточку легче). Я не должна спешить с выводами, говорю я себе. Вряд ли Лотти думает обо мне подобным образом постоянно. Ее словам должно быть логическое объяснение, и сейчас я его найду. Я читаю текст всего абзаца. Ну, конечно!.. Я не дала Лотти свою джинсовую куртку, которую она хотела взять с собой в Грецию, и она на меня обиделась.
Минуточку, господа присяжные, говорю я себе. А с какой, собственно, стати, я должна была отдать ей любимую куртку, которую купила на свои честно заработанные деньги? Да и в любом случае мой отказ – вовсе не основание обзывать меня стервой! Сама того не замечая, я основательно завожусь, и вот уже моя рука тянется к телефону, чтобы позвонить Лотти и выяснить этот вопрос раз и навсегда. Про куртку-то она написала, но где написано про три пары разноцветных шлепанцев, которые я отдала ей без единого возражения и которые я никогда больше не видела? Где написано про мои солнечные очки от Шанель, которые Лотти у меня выклянчила, да так и не вернула?!
