— У нее умер муж?
— Е-мое, Данфорд. Тебе следовало бы знать такие вещи.
— Черт.
— Так и не оправился после Жанетт. Заглотнул ствол два-три года тому назад.
— И ты об этом знал? Что ж ты мне-то не сказал?
— Отвали. Делай свою долбаную работу сам или спрашивай, чтобы тебе подсказали. — Барри сделал большой глоток из кружки, чтобы спрятать свою чертову улыбку.
— Хорошо. Я спрашиваю.
— Ее муж покончил с собой примерно в то время, когда их Джонни начал делать себе имя как на поле, так и вне поля.
— Он типа такой Добрыня Никитич?
— Ну да, первый парень на деревне. Женился на Мисс Суперкобыле Всея Уэстона — в 1971-м, кажись. Но, увы, не долго музыка играла. Так что, когда она собрала манатки, он переехал жить к старшей сестренке.
— Джорджи Бест от Лиги регби?
— Не думаю, чтобы ты особенно внимательно следил за Лигой, пока был на юге.
Собрав остатки гордости, я сказал:
— Да, там о ней на первой полосе не писали, это уж точно.
— Ну, здесь-то писали, и тебе, мать твою, было бы полезно быть в курсе.
Я закурил очередную сигарету, ненавидя его улыбающуюся варежку и его самого за то, что он намеренно наступал на мою любимую мозоль.
Но к черту гордость и поражение. Я сказал:
— Значит, Пол Келли у нас в отделении — он кто ему?
— Двоюродный брат, что ли. Спроси сам.
Я сглотнул, клянясь себе, что это — в последний раз.
— И Келли сегодня не пришел на игру, так?
— Не знаю. Придется тебе это выяснить, не правда ли?
— Ага, — буркнул я, молясь, чтобы глаза мои не наполнились слезами.
Чей-то голос прогрохотал:
— Время, господа. Мы закрываемся.
Мы допили пиво.
— Ну, а как у тебя прошло с миссис Доусон? — спросил я.
— Она сказала, что моя жизнь в опасности, — улыбнулся Барри, вставая из-за стола.
— Шутишь? Почему?
— А почему бы и нет? Я слишком много знаю.
Мы вместе вышли на парковку.
— Ты ей веришь?
— У них есть данные на каждого из нас. Вопрос только в том, когда они ими воспользуются. — Барри затушил сигарету в гравии.
— А кто это — они?
Барри рылся в карманах, ища ключи от машины.
— У них нет имен.
— Да ладно, — засмеялся я. Три пинты и свежий воздух прибавили мне смелости.
— Есть же отряды палачей. Так почему бы одному из них не заняться Барри Гэнноном?
— Отряды палачей?
— А ты думаешь, это говно только к индийцам и желтым относится? Отряды палачей есть в каждом городе, в каждой стране.
— Ты совсем рехнулся. — Я повернулся и пошел прочь.
Барри поймал меня за руку.
— Их готовят в Северной Ирландии. Им там дают кой-чего для затравки, а потом отправляют домой голодными.
— Отстань ты от меня, — сказал я, вырывая руку.
— А что? Ты действительно веришь, что все эти пабы взрывают ирландские хулиганы в спецовках, которые тусуются за мешками, бля, с удобрениями?
— Ну да, — улыбнулся я.
Барри посмотрел на землю, взъерошил себе волосы и сказал:
— К тебе на улице подходит человек и спрашивает, где найти такой-то адрес. Как ты думаешь, он потерялся или он тебя допрашивает?
Я улыбнулся:
— Большой Брат?
— Он наблюдает за тобой.
Я взглянул на сереющее небо и сказал:
— Если ты ей правда поверил, то надо кому-то об этом сообщить.
— А кому я могу сообщить? Слугам закона? Эти люди и есть закон, мать их ети. Жизнь каждого в опасности.
— Ну так зачем тогда жить? Почему бы не покончить с собой, как Гарланд?
— Потому что я верю в добро и зло. Я верю, что предстану перед судом и судить меня будут не они. Так что пошли они все на хер, вот что я тебе скажу.
Я посмотрел на гравий под ногами, мне хотелось отлить.
— Ну, ты едешь или нет, придурок? — сказал Барри, поворачивая ключ в замке.
— Мне в другую сторону.
Барри открыл дверь.
— Ну, тогда до встречи.
— Ага, увидимся. — Я повернулся и пошел по парковке.
— Эдди!
Я повернулся и прищурился на бледнеющее зимнее солнце.
— Значит, у тебя никогда не возникало непреодолимое желание спасти нас всех от зла?
— Нет, — крикнул я через пустую парковку.
— Врешь, — засмеялся Барри, закрывая дверь машины и заводя двигатель.
15:00, воскресенье, Кастлфорд, в ожидании автобуса на Понтефракт и, слава богу, вдали от безумств Барри Гэннона. Три с половиной пинты — и я почти рад вернуться к своим крысам.
Крысолов: история, тронувшая сердца йоркширского народа.
На дороге показался автобус — я выставил большой палец.
Крысолов: Грэм Голдторп, опустившийся учитель музыки, ставший официальным городским крысоловом, задушивший чулком свою сестру Мэри и повесивший ее в камине в прошлый Хэллоуин.
Я заплатил водителю и пошел в самый конец одноэтажного автобуса — покурить.
Крысолов: Грэм Голдторп, унявший с помощью дробовика свое неспокойное сознание, в котором роились видения бесконечных нашествий грязных бурых крыс.
Мэнди сосет пакистанцам — гласила надпись на спинке сиденья передо мной.
Крысолов: история, близкая сердцу Эдварда Данфорда, спецкорреспондента по криминальной хронике Северной Англии, бывшего писаки с Флит-стрит, блудным сыном вернувшегося на родной Север и потрясшего страну этим жутким рассказом и видениями бесконечных нашествий грязных бурых крыс.
Йоркширские Белые — гласила надпись на спинке следующего сиденья.
Крысолов: моя первая история в «Пост»; спасибо божьему провидению, отправившему одновременно отца и Джека, мать его, Уайтхеда в больницу.
Я попросил водителя остановиться, желая, чтобы Джек Уайтхед сдох.
Я вышел из автобуса в конец понтефрактского дня. Я загородил сигарету полой старого отцовского пальто и лишь с третьей попытки победил порывы зимнего ветра.
Обитель Крысолова.
Чтобы дойти от остановки до тупика Уиллман-Клоуз, нужно ровно столько времени, сколько требуется, чтобы выкурить одну сигарету. Туша бычок об асфальт, я чуть было не наступил на собачье дерьмо.
