Придерживая сумку перебинтованной рукой, я начал расстегивать молнию левой.
Молнию заело.
Черт с ней.
Опять заело.
Оставь ее.
Свежий запах говна.
Ты не хочешь знать.
Мех, я разглядел мех.
Толстая мертвая полосатая кошка.
Скрученный позвоночник и открытый рот.
Голубой ошейник и бирка с именем, к которой я не смел прикоснуться.
Воспоминания о похоронах домашних животных, об Арчи и Соксе, погребенных в садике на Уэсли-стрит.
Черт с ней, оставь ее, но нет, ты же сам напросился.
На лестничную площадку выходили еще две двери.
Более просторная спальня слева, с двумя полуторными кроватями, воняла мочой и гарью. Матрасы были стянуты на пол, на них валялась одежда. По стенам тянулись подпалины.
И здесь красной краской было написано: Австралийцы — вон!
Я шагнул через площадку к другой дешевой пластмассовой табличке, на которой было написано: Комната Майкла.
Комната Майкла Джона Мышкина была не больше клетки.
Односпальная кровать была перевернута на бок, занавески содраны с карниза, оконное стекло разбито упавшим шкафом. Со стен сорваны плакаты вместе с кусками обоев с изображением цветов магнолии. Они валялись на полу вперемешку с американскими и английскими комиксами, блокнотами для рисования и восковыми мелками.
Я поднял с пола экземпляр «Халка». Страницы были мокрыми и воняли мочой. Я бросил журнал на пол и стал ногой разгребать стопки комиксов и бумаги.
Под книгой о кунг-фу лежал нетронутый с виду блокнот. Я наклонился и открыл его.
На меня смотрела обложка комикса величиной с целую страницу. Она была нарисована от руки фломастером и восковыми мелками.
Человек-Крыса, Принц или Вредитель?
Автор: Майкл Дж. Мышкин.
Нарисованная детской рукой гигантская крыса с человеческими руками и ногами и с короной на голове сидела на троне в окружении полчища крыс размером поменьше.
Человек-Крыса говорил, ухмыляясь:
— Люди нам не судьи. Мы судим людей!
Над портретом Человека-Крысы шариковой ручкой было выведено:
Выпуск 4, цена 5 пенсов, М. Дж. М. Комикс.
Я открыл первую страницу.
В первых шести кадрах Крысиный Народ просил своего Принца Человека-Крысу выйти из-под земли и спасти планету от людей.
На второй странице Человек-Крыса был на поверхности земли, за ним гнались солдаты.
На третьей странице Человек-Крыса ушел от погони.
У него выросли крылья.
Черт, лебединые крылья.
Я запихал блокнот с комиксом под куртку и закрыл дверь Комнаты Майкла.
Спускаясь по лестнице, я услышал грохот и детские голоса, доносившиеся от входной двери.
Десятилетний мальчишка в зеленом свитере с тремя желтыми звездами стоял на принесенном из столовой и поставленном над порогом стуле и забивал гвоздь в притолоку над входной дверью.
Три пацана подзуживали его, один из них держал в своих грязных ручонках бельевую веревку с петлей.
— Вам чего тут? — сказал один из мальчишек, когда я спустился на первый этаж.
— Да, вы кто такой? — сказал другой.
Я напустил на себя строгий официальный вид и спросил:
— А вы сами что тут делаете?
— Ничего, — сказал мальчишка с молотком, спрыгивая со стула.
Мальчишка с петлей спросил:
— Вы из полиции?
— Нет.
— Тогда мы можем делать все, что хотим, — сказал мальчишка с молотком.
Я достал несколько монет и спросил:
— Где его семья?
— Свалила, — ответил один.
— Они не вернутся, если не дураки, — добавил мальчишка с молотком. Я потряс монетами и спросил:
— Его отец — инвалид?
— Ага, — засмеялись они, изображая спазматический хрип.
— А мать?
— Старая дура и сука, и больше никто, — сказал мальчишка с веревкой.
— Она работает?
— Она — уборщица в школе.
— В какой?
— В средней, на главной улице.
Я отодвинул стул с прохода и пошел по дорожке, глядя на темные тихие террасы справа и слева от дома.
— А мелочи вы нам не дадите, что ли? — крикнул мне вслед самый маленький.
— Нет.
Мальчишка с молотком поставил стул обратно, взял у своего приятеля веревку, встал на стул и повесил петлю на гвоздь.
— А это зачем? — спросил я, открывая «виву».
— Для извращенцев, — крикнул один из мальчишек.
— Вот, — засмеялся мальчишка с молотком, стоя на стуле. — Надеюсь, вы — не извращенец?
— Наверху в ванной лежит дохлая кошка, — сказал я, садясь в машину.
— Мы знаем, — хихикнул самый маленький. — Это мы ее прикончили.
Кто хорошо себя ведет — тот в рай попадет.
Я сидел в машине, припаркованной через дорогу от средней и младшей школы города Фитцвильяма.
Было почти пять часов, но в школе все еще горел свет, и с улицы были видны стены, украшенные рисунками и картинами на рождественскую тему.
На плохо освещенной площадке дети играли в футбол — куча мешковатых штанов и темных шерстяных свитеров с теми же большими желтыми звездами гонялась за дешевым рыжим мячом.
Я сидел в машине, дрожа от холода, засунув перебинтованную руку подмышку и думая о холокосте. Интересно, Майкл Джон Мышкин тоже учился в этой школе?
Примерно через десять минут в некоторых окнах погас свет, и три белые толстые тетки вышли из здания вместе с худощавым мужчиной в синем комбинезоне. Женщины помахали ему на прощание. Он пошел к детям и попытался забрать у них мяч. Женщины, смеясь, вышли за школьные ворота.
Я выбрался из машины и трусцой побежал за ними через дорогу.
— Простите, пожалуйста!
Три толстые тетки обернулись и остановились.
— Миссис Мышкина?
— Шутишь? — бросила самая толстая.
— Ты из газеты, дорогуша? — ухмыльнулась самая старшая.
Я улыбнулся и ответил:
— Из «Йоркшир пост».
— Что-то ты припозднился, — сказала самая толстая.
— Я слышал, она здесь работала?
— Ага, до вчерашнего дня, — сказала самая старшая.
