– Я бы не отказался выпить. А ты?
Этот здоровый краснолицый и седобородый мужик вздохнул и покачал головой:
– Для меня еще рановато.
– Рановато не бывает. Бывает только поздновато.
– Значит, увидимся завтра? – спросил он с надеждой.
Я встал, устало подмигнул ему и улыбнулся:
– Без сомнения.
– Ладно.
– Джордж, – крикнул я.
Джордж поднял голову со стола.
– Джек? – спросил он, щипая себя.
– В Пресс-клуб пойдешь?
– Давай, ненадолго, – ответил он, сконфуженно улыбаясь Биллу.
Направляясь к выходу, он помахал коллегам, а я отвесил поклон, думая: мотать срок можно по-разному.
В Пресс-клубе темно, как дома.
Я не мог вспомнить, когда я был там в последний раз, но мне помог Джордж:
– Да, бля, очень смешно.
Я понятия не имел, о чем он.
Бет посмотрела на меня из-за стойки. Она слишком хорошо понимала, что происходит.
– Давненько тебя не было, Джек.
– Ага.
– Как дела, дорогой?
– Нормально, а у тебя?
– Мои ножки не молодеют.
– Не беспокойся, – засмеялся Джордж. – Мы любим, когда дамочки уже не стоят, да, Джек?
Мы смеялись все вместе, а я вспоминал Бет и ее ноги, и те времена, когда мне казалось, что я могу жить вечно, когда мне хотелось жить вечно, когда я еще не понимал, что это – проклятие.
– Виски? – спросила Бет.
– И чтоб лилось рекой, – улыбнулся я.
– Я уж постараюсь, как всегда.
Мы снова засмеялись. Я – с эрекцией и стаканом виски в руках.
Снаружи я – пьяный, я – прислонившийся к стене, на которой белой краской было написано слово НЕНАВИСТЬ.
Ни подлежащего, ни сказуемого, просто НЕНАВИСТЬ.
Оно расплывалось, крутилось, и я потерялся между строк, между слов, которые я должен был написать, и слов, которые я написал.
Истории, я снова рассказывал в баре истории:
Йоркширские бандиты и йоркширские полицейские, случай в Кэнноке и Черная Пантера.
Истории, одни истории. Не касаясь настоящих историй, правдивых историй, тех, благодаря которым я оказался здесь, оказался у этой стены, на которой написано НЕНАВИСТЬ.
Клер Кемплей и Майкл Мышкин, стрэффордская перестрелка и убийство во время ритуала изгнания дьявола.
У каждой сволочи был свой звездный час, у каждого кота – масленица, но у каждого Ахиллеса была своя пята, и у каждого Наполеона – свое Ватерлоо.
Правдивые истории.
В черно-белом варианте на фоне стены с надписью НЕНАВИСТЬ.
Я провел пальцами по краске.
Я стоял и думал: интересно, где же наши братаны, бравые ребята?
И тут они появились, обступили меня со всех сторон:
Бритые головы и запах перегара.
– Эй, дедуля, – сказал один из них.
– Отвали, пидор, – ответил я.
Он сделал шаг назад, к своим приятелям.
– Зачем же так? – сказал он. – Я же тебя, старого козла, сейчас, бля, отымею.
– Попробуй, – сказал я за секунду до того, как он одним ударом отключил мою память, ненадолго прервав мои воспоминания.
Но лишь ненадолго.
Я держу ее в объятиях посреди улицы, мои руки в крови, ее лицо в крови, мои губы в крови, ее рот в крови, мои глаза в крови, ее волосы в крови, мои слезы – это кровь, и ее– кровь.
Но никакие старинные заклинания нас уже не спасут. И я отворачиваюсь, с трудом поднимаюсь на ноги. Кэрол говорит: «Останься!» Но прошло уже двадцать пять лет и больше, и мне надо уйти, надо оставить ее одну здесь, на этой улице, в этой кровавой реке.
И я смотрю вверх, а там – лишь Закон, Великий Закон, луна и Он.
Кэрол больше нет.
Я стоял в своей комнате, открытые окна были иссиня-черными, как ночь.
Я держал в руках стакан виски и полоскал рот от крови.
Я поднес к губам карманный диктофон «Филипс»: – Сегодня 30 мая 1977 года, нулевого года. Лидс. Я вернулся к работе…
Я хотел сказать что-то еще, еще немного, но слова не слушались меня, поэтому я нажал на «стоп», подошел к комоду, открыл нижний ящик и уставился на все маленькие кассеты в маленьких коробочках, с аккуратно подписанными датами и адресами, похожие на мою юношескую библиотеку, на моих Джеков-Потрошителей и докторов Криппенов,
[7]
на Седдонсов
[8]
и Бака Ракстона.
[9]
Я достал одну из них наугад (так, по крайней мере, мне хотелось бы думать) и лег на спину, закинув ноги на грязные простыни, глядя на старый-престарый потолок. Комната наполнилась ее криками.
Я проснулся один раз, в темной сердцевине ночи, и подумал: а что, если он жив?
* * *
Звонок в студию: В течение последних двух-трех десятилетий криминалисты в США предпринимали систематические попытки измерить и проанализировать рост преступности, вычислить ее темные цифры…
Джон Шарк: Темные цифры преступности?
Слушатель: Ну да, темные цифры, но есть количество преступлений, о которых не было заявлено в правоохранительные органы, или которые остались нераскрытыми. Проведя систематическое исследование преступлений, совершаемых на сексуальной почве, доктор Раазинович обнаружил, что до сведения полиции доводится не более пяти случаев из ста.
Джон Шарк: Какой кошмар.
Слушатель: В 1964 году он предположил, что полностью раскрытые преступления, виновники которых были наказаны, составляют не более пятнадцати процентов от общей массы совершенных.
Джон Шарк: Всего пятнадцать процентов!
Слушатель: И это в 1964 году.
Передача Джона Шарка