Я пошел было прочь, но вернулся, достал ручку и написал красными чернилами над заголовком:
Это не он.
Я спустился по лестнице и вышел в темноту и в то, что будет дальше.
Пресс-клуб – оживленный, как и полагается в субботний вечер.
Джордж Гривз: голова на столе, шнурки ботинок связаны; Том и Бернард безуспешно пытаются прикурить.
– Тяжелый день? – спросила Бет.
– Ага.
– Он прямо ни на минуту не дает тебе расслабиться, этот твой Потрошитель.
Я кивнул и опрокинул стакан скотча себе в глотку. Стеф схватила меня за локоть:
– Еще одну?
– За компанию.
– Это, Джек, на тебя не похоже, – засмеялась она.
Бет снова наполнила стакан.
– Он уже знает, что к нему сегодня приходили?
– Ко мне?
– Молодой парень, скинхед.
– Да ты что?
– Ага. Я его раньше где-то видела, но убей не помню, как его зовут.
– Он сказал, что ему было нужно?
– Нет. Еще одну?
– Исключительно за компанию.
– Вот и молодец.
– Точно, – сказал я и выпил.
Я на секунду остановился на лестнице, потом открыл дверь.
В комнате никого, окна открыты, мои грязные занавески вздымались, как серые паруса на корабле, держащим курс на Новый Мир, ночной воздух касался меня своими теплыми пальцами.
Я сел и налил себе очередной Глоток Шотландии, выпил, взял книгу, но задремал.
И тут она пришла ко мне – мы стояли на вершине крутого холма, в конце долгого пути, после тяжелого подъема. Она закрыла мне глаза руками, холодными, как два мертвых камня:
– Ты скучал по мне?
Я попытался обернуться, но у меня совсем не было сил.
– Ты скучал по мне, Джеки, малыш?
Я кивнул.
– Это хорошо.
Она прижала свой рот к моим губам.
Я пытался увернуться от ее языка, ее жесткого длинного языка.
Она перестала целовать меня и положила руку на мой член.
– Трахни меня, Джек. Трахни меня так, как ты трахал ту шлюху.
Вдоль дороги стоят шесть узких гаражей, покрытых белым граффити. На их воротах – остатки зеленой краски. Они находятся недалеко от Черч-стрит и образуют своеобразный проход к многоэтажной автомобильной стоянке, расположенной в дальнем конце переулка. Все шесть гаражей принадлежат мистеру Томасу Моррисону, который умер, не оставив завещания, вследствие чего его собственность осталась без владельца и пришла в упадок. В гараже номер шесть ночуют местные бродяги, нищие, алкоголики, наркоманы и проститутки.
Помещение маленькое, площадью около 12 квадратных футов, входом в него служат двустворчатые ворота, расположенные по передней стене гаража. Внутри помещения обнаружены горы мусора, щепок и ветоши. Вместо столов используются коробки. В самодельном очаге некоторое время очень интенсивно горел огонь, и в оставшемся пепле были найдены остатки одежды. На стене против входа свежей красной краской написано: «Вдова рыбака». Пол заставлен пустыми бутылками из-под хереса, пива, крепких алкогольных напитков, химических веществ. Единственное окно, ведущее в никуда, занавешено мужским кителем.
Я проснулся, его зловонное дыхание все еще теплилось на моей подушке.
Они скинули мои книги с полок, разбросали их по комнате, все мои маленькие книжечки о Джеке-потрошителе, всю чертову коллекцию и все кассеты тоже, они вытащили их из нижнего ящика, все мои маленькие кассеты в маленьких коробочках с аккуратно надписанными на них датами и адресами, все они были разбросаны по комнате, и все газетные вырезки тоже.
Она бросилась ко мне через всю комнату, держа в зубах кусочек бумаги:
Престон, ноябрь 1975 года.
Я – на ногах, на кровати, на коленях, на полу:
Я – жертва твоих мучений; я
в отчаянии.
Дневник.
Я – жертва твоих мучений; я
в отчаянии.
Тут где-то был дневник.
Я разносил комнату в щепки, а они – все шестеро – кружились и рыдали в убийственной какофонии, книги – в воздухе, кассеты – на полу, вырезки – на ветер, пальцы – у меня в ушах, их руки – у меня на глазах, их ложь, мои книги, его ложь, мои кассеты, ее ложь, мои вырезки, ее чертов дневник:
Я – жертва твоих мучений; я
в отчаянии.
Телефонный звонок.
* * *
Джон Шарк: Так вот, я хочу процитировать сэра Роберта Марка, который сказал (читает): Раковая опухоль коррупции, поразившая Отдел по борьбе с производством и распространением порнографии, была выявлена и уничтожена.
Слушатель: Это – лажа, Джон, вот что это такое.
Джон Шарк: Я смотрю, это заявление не произвело на вас должного впечатления?
Слушатель: Конечно нет. Он ведь сказал, что все осталось бы шито-крыто, если бы не пресса, мать ее. Вы знаете, меня как-то не очень успокаивает эта мысль. Я имею в виду то, что они полагаются на вашего брата.
Джон Шарк: Мне кажется, сэр Роберт Марк сказал, что вообще вся страна нам многим обязана.
Слушатель: Только не я. Я ничего вам не должен.
Передача Джона Шарка
Радио Лидс
Понедельник, 6 июня 1977 года
Глава девятая
Хер с Олдманом.
Хер с Ноублом.
Хер с Радкиным.
Хер с Эллисом.
Хер с Донни Фэйрклофом.
Хер с чертовым Потрошителем.
Хер с Луизой.
Хер с ними со всеми.
Ее нет:
Меня нет.
В аду.
Колотясь в двери, колотя по мордам, выламывая двери, выкручивая руки, ища ее, ища себя.
В аду, полном фейерверков.
Вон из ее комнаты, обратно по коридору, дверь нараспашку, Кита нет, Карен смотрит на меня с кровати: «О бля, только не это…», но я стаскиваю ее с постели, тащу по полу, пара розовых трусов, сиськи болтаются, я кричу ей в лицо: «Она ушла, забрала все вещи. Куда она делась?», она подо мной, закрывает лицо руками, потому что я бью ее изо всех сил, потому что если кто и знает, где Дженис, так это Карен, белая, 22 года, судимая за проституцию, наркоманка, мать двоих детей, и я снова хлещу ее по лицу и смотрю на окровавленные губы, расквашенный нос, кровь, размазанную по подбородку и шее, по груди и рукам, и я стаскиваю с нее розовые трусы и тащу ее обратно на кровать, расстегиваю штаны и вставляю ей, а она даже не сопротивляется, просто лежит на постели под моим весом, я выхожу из нее, она смотрит на меня снизу вверх, я снова бью ее по лицу и переворачиваю на живот, и теперь она начинает бороться, говорит, что так не надо, но я тыкаю ее лицом в грязные простыни и вставляю ей член в задницу, а она кричит, и мне больно, но я продолжаю до тех пор, пока не кончаю и не падаю на пол, а она лежит на кровати, кровь и сперма текут по ее ляжкам, ее задница – перед моим лицом, и я встаю и делаю это снова, но теперь мне не больно, и она молчит, потом я кончаю и ухожу.
