В аду, полном фейерверков, ее нет.
Я лежу на полу телефонной будки, уже стемнело, но горят фонари и костры, фейерверки и фары, надо мной – высокие деревья Чапелтауна, в деревьях – херовы совы с большими-пребольшими круглыми глазами, и я кляну Мориса, мать его, Джобсона, дядю Мориса, Сову, моего ангела-хранителя, с его «хорошо хоть она – из полицейской семьи, знает, как оно бывает» и со всем этим дерьмом типа «если тебе что надо – ты не стесняйся»: ну, давай, бля, приезжай к этой телефонной будке и забери меня отсюда, и верни ее мне, давай, падла, пока я не достал перо и не пощекотал твои крылышки, твои вонючие черные крылья, эти вонючие черные крылья смерти, давай, верни ее мне, прямо сюда, в эту маленькую красную будку, в это смутное время, в этот каменный век, мертвый век, верни ее мне, сжимающему телефонную трубку, верни ее, чтобы она увидела, как я тут рыдаю, вою, свернувшись в клубок на полу, сжимая в руках волосы, проклятые волосы, кровавые пряди волос.
В аду, полном фейерверков, ее нет, я один.
– Еб…
Я держу Джо Роуза за горло, комната наполнена густым дымом, матрас прислонен к окну, две семерки нарисованы на каждой свободной поверхности, глупая обдолбаная мартышка со страху готова наложить в штаны.
– Я тебя убью.
– Я знаю, я знаю.
– Говори…
Он трясется, закатив глаза к потолку, заикаясь:
– Дженис?
– Говори.
– Я не знаю, где она, слышь, я клянусь!
Я сую ему пальцы в ноздри, подношу ключи к его большим карим глазам.
– Не надо. Я клянусь.
– Я тебя убью.
– Я знаю, слышь, я знаю.
– Говори.
– Что говорить? Я не знаю, где она.
– Но ты знаешь, что ее нет?
– Это каждый, бля, придурок знает.
– А ты скажи мне то, чего не знает ни один, бля, придурок.
– Например?
– Например, кто был ее сутенером?
– Кто был ее сутенером? Слышь, ты че, шутишь, да?
– Какие тут, бля, могут быть шутки?
– Эрик.
– Эрик Холл?
– А ты че, не знал?
– Она его информировала.
– Ясное, бля, дело. А он был ее сутенером.
– Ты мне врешь, Джо.
– Ты че, бля, в натуре не знал?
Я хватаю его за горло.
– Я тебе клянусь, слышь. Эрик Холл был ее сутенером. Спроси любого.
Я смотрю в эти большие карие глаза, в эти большие слепые карие глаза и начинаю сомневаться.
– Слышь, она вернется, – говорит он. – Как бумеранг. Они все возвращаются.
Я отпускаю его – он падает на пол.
Я иду к тому, что осталось от двери, к разбитому дереву, к расколотым семеркам.
– Кроме тех, которые попадаются твоему Капитану Джеку, – говорит он. – Кроме тех, которые попадаются в его пиратские сети.
– Позвони мне, Джо. Как только услышишь хоть малейший шорох – сразу позвони.
Он кивает, трет шею.
– Иначе я вернусь и тебя убью.
В аду, полном фейерверков, ее нет, я один – посреди улицы.
Я снова набираю номер. Луизы нет.
Я снова и снова набираю номер. Луизы нет.
Я набираю номер больницы, но меня не соединяют.
Я набираю Йорк, и спустя десять минут сестра говорит мне, что господин Рональд Прендергаст умер сегодня утром от гематомы, образовавшейся в результате травм, нанесенных ему во время ограбления.
Я поднимаю глаза и вижу небо сквозь кроны деревьев.
Вижу дождь.
Я снова набираю номер. Луизы нет.
Я снова и снова набираю номер. Луизы нет.
Я набираю номер больницы, но там бросают трубку.
Хер с Карен Бернс.
Хер с Джо Роузом.
Хер с Рональдом Прендергастом.
Хер с чертовым Потрошителем.
Хер с Морисом.
Хер с Биллом.
Хер с Луизой.
Хер с ними со всеми.
Ее нет:
Меня нет.
В аду.
Колотясь в двери, колотя по мордам, выламывая двери, выкручивая руки, ища ее, ища себя.
В аду, в угнанной машине.
Эрик Холл, следователь Эрик Холл, сотрудник брэдфордского отделения полиции на Джейкобс Уэлл, и я – там, на Джейкобс Уэлл, жду в угнанной машине, его машине, машине Эрика, в той, что я угнал от его дома в Делхоме:
Никого нет дома, таксист уехал, мои деньги – тоже.
Вокруг его маленького замка, через дождь на оконных стеклах, сетки и раздвинутые занавески, выломав его заднюю дверь, через запах псины, семейные фотографии, в его кабинет с большими окнами и видом на поле для игры в гольф, в его коробки с медалями и старинными монетами, ища хоть что-нибудь, хоть какой-нибудь кусочек Дженис, хоть малюсенький кусочек, ничего не находя, унося с собой деньги, оставленные в прихожей для прислуги, и ключи от его новенькой «Гранады-2000» цвета морской, бля, волны.
Падла.
Вниз по Галифакс-роуд, поворот на Торнтон-роуд, через Аллертон в Брэдфорд, одна дорога – прямехонько в Джейкобс Уэлл.
Радио:
– Сегодня рано утром в Рочдейле был найден без сознания мистер Клайв Петерсон, почтальон-стажер. Предположительно, он пытался помешать неизвестным, вторгшимся в помещение почтового отделения на Хейвуд-роуд. Полиция по обе стороны от Пеннинских гор расследует возможность связи данного инцидента с серией подобных преступлений, совершенных в Йоркшире. Мистер Рональд Прендергаст, проживавший в Селби, на Нью Парк-роуд, скончался сегодня, не приходя в сознание, после стычки с неизвестными, пытавшимися ограбить его почтовое отделение 4 июня этого года. Мистер Прендергаст – второй почтальон, убитый за последние два месяца. Пресс-атташе Министерства связи сообщил…
Падлы.
Педаль в пол.
Одна дорога – прямо к нему, к Эрику Холлу, к следователю Эрику Холлу.
Падла.
На стоянке, пустой по случаю государственного выходного, пытаясь собраться с мыслями, пытаясь спокойно все обдумать, под дробь дождя по крыше, под бесконечное жужжание радио:
– По заявлению Королевского автоклуба, дороги Великобритании – в худшем состоянии за последние десятилетия…
Ожидается дождь и порывистый ветер.
– Погода – единственный враг самого большого праздника за последнюю четверть века…
