Эта дверь вела в маленькую пустую кухню.
Я толкнул дверь слева.
Она вела в спальню с парой старых плотных черных штор. Они были закрыты.
Я включил свет.
В комнате стояла огромная двуспальная кровать без постельного белья. Еще одно большое темное пятно на цветастом матрасе.
Вдоль одной из стен были расположены встроенные шкафы.
Я открыл их.
Лампы, фотографические лампы.
Я закрыл дверцы шкафов и выключил свет.
На другой стороне коридора была последняя дверь.
За ней оказалась ванная и еще одна пара старых черных, плотно закрытых штор.
Полотенца, коврики, газеты и банки с краской. Сама ванна была безупречно чистой.
Я промыл руку под струей холодной воды и вытер ее насухо.
Я закрыл дверь и пошел по коридору к выходу.
На лестничной площадке я остановился и отломал щепки от белой двери.
Я попытался снова закрыть замок, но он не поддавался.
Я оставил дверь как есть, и спустился на первый этаж.
На нижней ступеньке я остановился и прислушался.
Тишина.
Я вышел обратно во двор через красную деревянную дверь.
Я прошел мимо помойных баков, сваленных в кучу мусорных мешков и гниющих картонных коробок. Маленькая рыжая собачонка смотрела мне вслед.
Я обошел дом, прошел вдоль фасада, мимо китайской забегаловки, и сел в машину.
Был двенадцатый час дня.
Я позвонил ей домой.
Никого.
Я положил трубку и снова набрал номер.
Никого.
Я положил трубку.
За парком Короля Георга и Денхольмским полем для игры в гольф я съехал на обочину и развернулся.
Я никак не мог избавиться от дурного предчувствия, я не мог оставить все, как есть.
Я медленно проехал обратно по дороге, завернул за угол и въехал на стоянку за баром.
Почти полдень.
На стоянке было пять машин, три из них стояли капотом к живой изгороди и полю, две – к тыльной стене бара.
Синей «гранады» среди них не было.
Я припарковался на углу. Дурное предчувствие не отпускало. Я посмотрел в сторону живой изгороди и поля.
Я стал ждать, не спуская глаз с зеркала заднего обзора.
В сером «вольво» сидели двое мужчин и ждали, не спуская глаз с зеркала заднего обзора.
Черт.
Через две машины от «вольво» стоял белый «Пежо-304». Из него вышел Эрик Холл.
Я смотрел, как он идет ко мне, засунув руки в глубокие карманы своей замшевой куртки.
Он обошел мою машину сзади и постучал в окно.
Я опустил стекло.
Он наклонился и спросил:
– Ну, и чего ты ждешь? Рождества?
– Деньги достал?
– Да, – сказал он и выпрямился.
Я смотрел в зеркало заднего обзора на две головы в «вольво».
– Где они?
– В машине.
– А что с твоей «гранадой»?
– Пришлось, бля, продать. Чтобы тебе заплатить.
– Садись, – сказал я.
– Так ведь деньги в машине.
– Я сказал, садись, – повторил я, включая зажигание.
Он обошел машину и сел рядом со мной.
Я сдал задом вдоль изгороди парка.
– Куда мы едем?
– Кататься, – сказал я, выезжая на дорогу.
– А как же деньги?
– Да хер с ними.
– Но…
Я смотрел то на дорогу, то в зеркало.
– Там, на стоянке, в сером «вольво» сидели два мужика. Ты их видел?
– Нет.
Я ударил по тормозам и съехал на обочину.
– Вот этих, – сказал я, показывая на пролетевший мимо нас «вольво». – Не видел?
– Черт.
– То есть ты понятия не имеешь, кто они такие?
– Нет.
– А ты не собирался, случайно, меня сдать, пристрелить или сделать еще что-нибудь умное в этом роде?
– Нет, – сказал он, покрываясь испариной.
Я сдал назад, развернулся и поехал в обратную сторону.
– Тогда кто же они такие, мать твою? – спросил я, утапливая педаль в пол.
– Я не знаю. Честное слово.
– Эрик, ты сука – грязный продажный мусор. Старый газетный писака вроде меня появляется у тебя на пороге и просит пять кусков. И ты просто берешь и подаешь их ему на серебряном блюде с голубой каемкой? Очень сомневаюсь, мать твою.
Эрик Холл молчал.
Мы снова проехали мимо парка. «Вольво» нигде не было.
– Так кому ты об этом рассказал? – снова спросил я.
– Слушай, – вздохнул он, – останови машину. Пожалуйста.
Я проехал чуть дальше и припарковался у церкви на Галифакс-роуд.
Какое-то время мы просто сидели и молчали. Не было ни дождя, ни солнца. Не было ничего.
В конце концов он сказал:
– Я и так уже в дерьме по уши.
Я молча кивнул.
– Понимаешь, я не всегда играл по правилам, мать их ети. Время от времени закрывал глаза на кое-какие вещи.
– Не бесплатно, я так понимаю?
Он снова вздохнул и сказал:
– Ну а кто, бля, делает это бесплатно?
Я промолчал.
– Я собирался тебе заплатить. Без дураков. И я все еще готов заплатить, если это необходимо. Не все пять штук. Их у меня нет. Но я получил две с половиной за машину, и они – твои.
– Не надо мне твоих долбанных денег, Эрик. Я просто хочу понять, что происходит.
– Эти мужики в машине, да? Я понятия не имею, кто они такие. Но я готов спорить, что они как-то связаны с этой падлой Питером Хантером и его расследованием.
– За что тебя отстранили?
– За взятки.
– И все?
– Этого достаточно.
– А Дженис Райан?
– Об этом дерьме я и думать сейчас не хочу.
– Когда ты видел ее в последний раз?
Он вздохнул, вытер ладони о ляжки и покачал головой:
– Не помню.
– Эрик, – сказал я, – хрен с ними, с деньгами. Расскажи мне, что случилось. Когда Хантер тебя отыме-ет, тебе понадобится каждый, бля, доллар, чтобы отмыть свои грязные ручонки. Так что расскажи мне правду, мать твою, – и сэкономишь себе целых два с половиной куска.
