– Пока нет, – ответила я, – но могу рассказать
о проделанной работе. Свидетельство о кончине Яркиной Екатерины никогда не
выписывалось.
– Говорила тебе, – топнула ногой Лиза, – она
мне мстит!
– Катя выписана из дома мужа и нигде не
зарегистрирована, она не живет с подругой матери и ее семьей, не имеет ни
кредитной карточки, ни автомобиля, ни медицинской страховки, ни пенсионного
свидетельства, ни ИНН,
[13]
– продолжила я.
– Небось снимает комнату, не ходит по врачам,
ездит на такси. Работай лучше! – гаркнула Лиза. – Не ленись!
От такого хамства я онемела, Лизавета
сообразила, что ляпнула нечто неподобающее, и изменила тактику.
– Прости, прости, Вилочка! Я жутко нервничаю!
Я решила не обращать внимания на дурное
поведение Ласкиной.
– Мне хочется посмотреть на бывшую комнату
Яркиной.
– Надо ехать в дом к папе, – без особого
энтузиазма сказала Лизавета.
– Точно, – кивнула я.
Она закатила глаза.
– Меня радует лишь одно: поселок недалеко!
– У тебя есть ключи от особняка отца? –
спросила я.
– Нет, но они не нужны, – недовольно
проворчала Лиза, натягивая с виду потрепанную дырявую курточку, за которую,
вероятно, было отдано очень много денег.
– Ты говорила про отсутствие Константина
Львовича и Сони, – напомнила я.
– В особняке охрана, они меня знают. Что, нам
ехать на этой тарантайке? В ней даже кошка не поместится.
Я обиделась за свой «Мини Купер» и молча села
за руль. Лиза, сообразив, что альтернативы нет, устроилась на переднем сиденье
и принялась командовать.
– Направо, налево, прямо, осторожнее, там
крутой поворот.
Примерно через четверть часа мы оказались в
просторном холле, украшенном статуями и картинами на античные темы.
– Второй этаж! – объявила Лиза и, не подумав
снять сапоги, зашагала по белоснежному ковру.
Я стащила обувь и последовала за Ласкиной. Не
подумайте, что Елизавета хамка, она просто не приучена замечать мелочи. С
подметок на ворс попадет грязь? Но ее же кто-нибудь уберет! Прибегут с
пылесосом, тряпкой, метлами. Откуда прислуга возьмется? Вот этот вопрос
Лизавету не волнует, она твердо уверена: кто-нибудь точно примчится.
Лиза пнула ногой белую дверь с позолотой.
– Изучай.
– У Кати только диван был? – поразилась я. –
Твоя мачеха предпочитала неудобное раскладное ложе?
Елизавета воскликнула:
– Говорила же! Папа выбросил всю ее мебель!
Сам сжег за гаражом! Сейчас это комната для гостей.
– Похоже, Катя ему сильно насолила, –
протянула я, оглядывая помещение, – можешь вспомнить, где и что тут стояло?
Ласкина наморщила лоб.
– Кровать выдавалась на середину, такая
большая, с пологом. В простенке стояли стол-трюмо, два кресла, они не имели
постоянного места, их переставляли. Слева вроде был диван, справа комодик и
консоль с безделушками.
– А шкаф с вещами? – вспомнила я.
Лизавета подошла к окну, наглухо задернутому
занавеской, отодвинула ее, щелкнула выключателем.
– Гардеробная, – кивнула я, – а за второй
шторой ванная?
– Угадала, – подтвердила Лиза.
– Катя ушла отсюда? – спросила я.
– Верно, – согласилась Лизавета.
– И не взяла ни вещей, ни сумки? – уточнила я.
– Оставила мобильный, ключи от машины?
– Да, – подтвердила Лизавета, – на следующий
день папа велел ее шмотки сжечь, Женька, горничная мачехи, доложила о
выполнении приказа, а через неделю отец заметил у нее перчатки Кати и выгнал
Женю вон.
– Неужели Константин Львович помнил мелкие
аксессуары супруги? – поразилась я.
Лиза хмыкнула.
– А он их Катьке накануне отъезда в
командировку принес. Притащил коробку, внутри перчатки из ярко-красной кожи с
золотыми пуговицами. Очень приметные. Папа бы забыл, купи он их месяц назад. Но
преподнесен подарок был накануне ее ухода. Женька, дура безголовая, кто же
такую приметную вещь ворует? Он так орал! Мне даже стало Женьку жаль, ну что
такого? Ерунда. Но думаю, папахен ее выпер не за кражу. Женька везде за Катей
шнурком вилась, ей за верность хозяйке досталось.
– У Кати, наверное, были и драгоценности, – не
успокаивалась я.
– Куча! – подтвердила Елизавета.
– И где они? – спросила я.
– Понятия не имею, – ответила дочь олигарха, –
я не очень-то ее украшениями интересовалась.
Я замерла у окна. Тридцатого октября было
прохладно, порой в это время в Подмосковье случаются заморозки. Лиза с
приятелями отправилась по соседям, дети праздновали заморский праздник
Хеллоуин, нарядились вампирами, мертвецами и прочей нечистью. Катя сидела дома,
потом внезапно сорвалась с места и ушла, бросив все. И куда она пошла? Почему
сбежала?
Забыв про Лизу, я спустилась на первый этаж,
вышла на парадное крыльцо и отправилась на прогулку по участку. Март не самое
подходящее время года, чтобы любоваться ландшафтным дизайном, в Москве уже
сухо, а за городом еще кое-где громоздятся сугробы. Местный садовник не рискнул
освободить от пленки заботливо укутанные на зиму кусты и не привел в порядок
газоны.
– Дует, – заныла Лиза, – пошли в дом! А еще
лучше поехали назад. Что ты хочешь найти спустя столько лет после побега Кати?
Следы на земле? Ха! Папа сделал все, чтобы и духу ее тут не осталось!
Я проигнорировала стенания Лизы.
– Там впереди деревянное строение, наверное,
баня?
– Не угадала, – обрадовалась Лиза, – это
прежняя дача. Ее построили папины родители: согласись, сарай?
– Для многих людей в конце прошлого века
двухэтажный коттедж из бревен был недоступной роскошью, – сказала я.
– Его давно снести надо, – скривилась Лиза, –
но папахена ностальгия мучает, сделал мемориальный дом, блин! Не позволяет
ничего трогать, переставлять. Если хочешь, можем войти, ключ висит над
крыльцом, но любоваться там не на что.
– Давай посмотрим, – предложила я.
