– Думаешь, Катя там? – заржала Лиза. – Типа
мой отец – Синяя Борода?
Глава 14
У нас с мачехой никогда не было дачи, на лето
Раиса отправляла падчерицу к своей матери в деревню. А вот родители Тамары
[14]
имели фазенду, и сейчас я словно очутилась у них в гостях.
Небольшие сени с вешалкой, дверь, круглая
веранда с овальным столом, прикрытым цветастой клеенкой, на нем стоят
электросамовар и дешевые красные кружки. Шесть венских стульев, маленькая
этажерочка и проход в основную часть дома. Гостиная с потертым диваном,
креслами, буфетом и черно-белым телевизором соединялась с кухней, а та
перетекала в ванную и туалет.
По советским временам эта дача явно считалась
элитной, здесь были газовая колонка, водопровод и унитаз. Основная масса москвичей,
перебравшись на природу, бегала по нужде в дощатые будочки и таскала воду
ведрами из колодца.
Лиза не ошиблась, Константин Львович все
оставил на своих местах. На втором этаже располагались три спальни и крохотный
холл. Ванная в доме была одна, чтоб почистить зубы, хозяева спускались вниз и
через кухню попадали к раковине.
– Тут совсем не сыро, – заметила я.
– Папа велит топить, – пояснила Лиза, – типа в
память о предках. Глупость! На этом месте можно хороший корт сделать. Ну,
убедилась, что Катей тут и не пахнет?
Я кивнула, мы вернулись к «Мини Куперу».
– У тебя есть координаты горничной Жени? –
спросила я на подъезде к особняку Ласкиных.
– У меня? – поразилась Лиза. – Конечно, нет.
– Нужно поговорить с ней, попытайся найти ее
телефон или адрес, – попросила я.
Лизавета пожала плечами.
– Позвоню Веронике, ее агентство и отцу, и
Виктору прислугу поставляло, я уже затребовала себе новый штат.
Когда мы подъехали к воротам, Лизавета
щелкнула брелком, створки разошлись, пропуская «Мини Купер», затем вновь
закрылись.
– На калитке висит почтовый ящик, в нем вроде
что-то есть, – сказала я, – газета или письмо, надо достать.
На мои слова Лизавета отреагировала странно.
– Нет, – закричала она, – не хочу! Фу!
Гадость.
– Тебя пугают счета за электричество, охрану и
газ? – засмеялась я. – Да уж! Страшное зрелище, я всегда впадаю в уныние,
заполняя квитанции коммунальных платежей. Сколько вы отдаете за свет?
– Не знаю, – поморщилась Лиза, – этим
занимался Виктор, я не вела денежных расчетов, муж оплачивал прислугу и все
остальное. Он же всегда сам доставал почту. Витя выписывал газеты, он терпеть
не мог жеваный «Финансовый вестник», дико злился, если горничная его мяла, а
после того как очередная косорукая девчонка уронила журнал «Деньги» в лужу, он
всегда сам ходил к ящику, вынимал почту до завтрака. Но незадолго до смерти он
подвернул ногу, врач наложил ему тугую повязку и велел два дня ногу не
нагружать, вообще не наступать на нее! Вот Виктор и попросил: «Лизочек, сгоняй
за прессой». Предсталяешь, отправил меня в восемь утра на холод! Разбудил,
поднял и погнал на улицу! С неба льет дождь, под ногами грязь, темнота! Холод!
Ужас! Я одна в лесу! Из-за какого-то журнала!
Я постаралась не расхохотаться. Да уж, жены
декабриста из Лизочки не выйдет. Послушать ее, так покажется, что несчастная
девочка брела босиком десять километров через тайгу, отмахиваясь дрыном от
волков! На самом деле принцесса на горошине пробежалась туда-сюда по мощеной,
хорошо освещенной дорожке. Ничего не скажешь, суровое испытание!
Лиза продолжала:
– Я взяла газету и пакет. О! А там… Фу! Сейчас
меня стошнит! Ты можешь напоить меня чаем с бутербродами? Вероника до сих пор
не прислала новую горничную.
Я пошла к столику и не сдержала любопытства.
– Ты вскрыла бандероль?
Лизу передернуло.
– Нет, на ней же стояла надпись «Виктору
Ласкину лично». Никогда не интересуюсь чужой корреспонденцией! Это крайне
невоспитанно! Я села около Вити в кресло, а он разорвал бандероль. Оттуда… о!..
выпала дохлая крыса, изо рта у нее торчала зеленая купюра… меня стошнило прямо
на ковер… вспоминать противно! Там еще записка была.
– И что в ней? – поспешила я с новым вопросом.
– Не читала, – простонала Лизавета, – Витя ее
сразу убрал.
– Куда? – не утихала я.
– Зачем тебе это? Весь аппетит пропал, –
прошептала Лиза, – мутит при одном воспоминании.
– Где записка? – насела я на вдову.
– Наверное, в Витиной спальне в столе, –
заканючила Лиза, – отстань! Постой! Думаешь, ту мерзость прислала Катя?
– Судя по тому, что я успела узнать о твоей
мачехе, такой вариант маловероятен, – усомнилась я, – но лучше взглянуть.
Лизавета встала.
– Пошли, хотя я не уверена, что муж сохранил
записку. Крысу точно выкинул.
Личная часть дома Ласкина состояла из трех
громадных комнат: кабинета, гостиной и спальни.
– Где Виктор складывал важные документы? –
осведомилась я, прикинув, что искать вслепую придется не один день.
– Не знаю, – традиционно ответила Лиза, – я
никогда не лезла в дела супруга.
– Отсутствие любопытства больше смахивает на
равнодушие, чем на интеллигентность, – не выдержала я.
– Я жена, – обиженно уточнила Лизавета, –
делами занимаются подчиненные, хозяйством – прислуга, мое дело – радовать глаз,
всегда быть красивой, хорошо одетой и причесанной. Чего еще можно требовать от
супруги?
Я хотела ответить: «Горячего ужина, чистых
рубашек, поддержки в тяжелую минуту и радости в счастливую, рождения детей,
дружбы», но отбросила эту идею и задала новый вопрос:
– Помнишь, когда пришла бандероль?
– В понедельник утром, – уверенно ответила
Лиза, – Витя еще сказал: «Ну, гады, погодите, разберусь с вами».
Я прошла в кабинет, выдвинула верхний ящик
стола, увидела небольшую папку, раскрыла ее и воскликнула:
– Давно так не везло!
