Я один раз не выдержала, дистанцию нарушила,
сказала ей: «Лизавета вашу интеллигентность за слабость считает. Ей надо
жесткий отпор дать. Нахамила вам, не молчите, пожалуйтесь мужу». Екатерина не стала
гневаться на меня за бесцеремонность, не выгнала из комнаты, а ответила как
равной: «Константин Львович в дочери души не чает, зачем ему негативные эмоции?
И мне он не поверит».
Женю понесло: «На диктофон ее вопли запишите и
дайте послушать супругу, пусть насладится «пением» деточки».
Катя отложила книгу. «Ничего хорошего таким
поступком я не добьюсь. Лиза не отвечает за свои слова, у нее гормоны бушуют.
Лет в восемнадцать она изменится, все подростки невыносимы. Если надавить на
тинейджера, он может совершить непоправимое. Я в свое время ушла из дома и чуть
не погибла, слава богу, встретила Константина Львовича». – «Ну хоть не прощайте
ее сразу, – никак не успокаивалась прислуга, – а то девчонка дерьмо выплеснет,
а затем как ни в чем не бывало вы с ней в магазин едете. Пригрозите, что
вернете ее в закрытый пансион!» Катя взяла томик и твердо ответила: «Нет.
Лизавета должна быть уверена в том, что дома ее любят и принимают такой, какова
она есть. Это очень важно для формирования личности».
Женя опустошила чашку с кофе и взглянула на
меня.
– Понимаете, да? Такому человеку, как Катя,
нужно минимум пару раз в день принимать большую дозу «Озверина». Зря Катерина
надеялась на исправление Лизы, получилась сказка навыворот.
Я чуть приподняла бровь, собеседница пояснила:
– Русские народные сказки читали? В них всегда
мачеха злобная, ее родная дочь уродина и хамка, а вот падчерица – и красавица,
и умница, и работящая. У Ерофеевых иначе станцевалось: Лизка вторую жену отца
со свету сжила.
– Смелое заявление, – оценила я речь
горничной, – жаль, что абсолютно бездоказательное.
Матихина отодвинула пустую чашку.
– Чего это вдруг вы про исчезновение Кати
вспомнили? Сколько лет уже прошло.
Я смела со скатерти крошки.
– Вы верите в то, что судьба может наказать
человека?
Женя перекрестилась и указала пальцем на
потолок.
– Он все видит, его не обманешь.
– Лиза вышла замуж за богатого человека. У
Виктора Ласкина есть дочь Алиса, которая изводит мачеху так же, как когда-то
Ерофеева Катю, – сказала я. – Виктор недавно умер. Лиза считает, что Катя, то
ли живая, то ли мертвая, убила Ласкина, чтобы отомстить ей за свои прежние
страдания.
– Бумеранг! – обрадовалась Женя. – Так ей и
надо! Не верьте Лизке. Ладно, расскажу, но, чур, меня потом никуда не вызывать,
показаний давать не стану.
– Говорите, если ваша информация поможет найти
Катю, Лиза вас наградит, – обрадовалась я.
Матихина усмехнулась.
– Навряд ли, ничего хорошего для доченьки
Константина Львовича вы от меня не услышите.
– Начинайте, пожалуйста, – взмолилась я.
Задумав праздновать тридцатого октября
Хеллоуин, Лиза решила устроить в доме вечеринку. План праздника был таков:
сначала подростки ходят по поселку, пугают жителей, прислугу и охрану, потом
стучат в дома, кривляются на пороге и получают на откуп конфеты. Около полуночи
Лизавета намеревалась привести всю компанию домой и устроиться в гостиной.
Константин Львович улетел в командировку, Катя никогда не могла сказать
падчерице твердое «нет», и прислуга решила самостоятельно справиться с
проблемой. Экономка Марина объявила горничным:
– Девочки, ваш рабочий день закончится
вовремя. Вы не обязаны оставаться до рассвета из-за прихоти избалованной
девчонки. Втемяшилось ей устроить посиделки, пусть сама на кухне вертится.
– Побьют дети хрусталь, – пригорюнилась
повариха, – столовые приборы погнут, нагваздают. Нельзя их без присмотра
оставлять.
Но Марина не сдала позиций.
– Хозяйка дома сидит, ей и думать об этом. Ни
она, ни Константин Львович нас задерживаться не просили, а Лиза нам не указ.
Все уходите.
Прислуга разбежалась, задержалась одна Женя, у
нее на беду сломался каблук. Матихина рукастая девушка, она не расстроилась, а
около одиннадцати отправилась в небольшую комнатку, где хранились инструменты и
всякие хозяйственные мелочи. Каморка располагалась прямо у входа в дом. В
процессе поисков молотка Женя услышала стук парадной двери: кто-то вошел в
особняк, протопал по холлу, затем повисла тишина и снова раздались торопливые
шаги, на этот раз в прихожей топало несколько человек.
Дверь снова брякнула. Евгению охватило
любопытство, она чуть отодвинула край светонепроницаемой «рулонки» на окне.
Несмотря на конец октября, вечер выдался не дождливый, полная луна ярко
освещала сад, и Женя увидела, как по аллее, ведущей в сторону старой дачи,
дружно шагают Лиза и Катя.
– Вы уверены, что это были именно они? –
перебила я рассказчицу. – Женщины удалялись от особняка, следовательно, шли
спиной к окнам.
Женя хмыкнула.
– У Елизаветы был шарф «вырви глаз»,
кислотно-розовый, со стразами и зелеными меховыми помпонами.
– Оригинальное сочетание, – пробормотала я.
Женя кивнула.
– Это еще не все. Если на шарф попадал
электрический свет, то он светился, как полоски на костюмах гаишников и
дорожных рабочих. Лиза единственная носила такой. Она вообще обожала попугайские
наряды, остальные дети в поселке одевались приличнее, даже те, кто жил на
помойке.
– Где? – в который раз за время разговора
удивилась я, – на какой еще помойке? Елизавета Ерофеева жила в элитном поселке,
навряд ли за его ворота пускали оборванцев, и уж совсем немыслимо, чтобы
Константин Львович разрешил дочери общаться с бомжами.
Женя поманила официантку, и, попросив
повторить заказ, снисходительно сказала:
– Верно, элитный поселок, и в домах полно
народа: горничные, водители, садовники, охранники, сантехники, электрики,
чернорабочие, там существует своя ремонтная служба. Где обслуге жить?
– Ну, не знаю, – пожала я плечами, – в своих
квартирах.
