– Правильно, – кивнула Матихина, – если есть
личная машина, то хоть из Питера ради большого оклада ездить будешь. Но кое у
кого колес не было. Доброго хозяина найти непросто, но и хорошую горничную тоже
нелегко, если же у тебя дом за городом, то сразу надо вычеркивать «безлошадных»
из списка кандидатов. Поэтому в некоторых поселках строят малоквартирные
здания. Нанимаете повариху и селите ее в однушке, платите скромную аренду. Со
всех сторон круто. В доме лишний человек перед глазами не маячит, приготовила
еду и ушла. С другой стороны, она всегда под рукой, позвонили – через пять
минут примчится. Работаешь в поселке – имеешь отличные условия жизни, уволился
– сдавай ключи. Многих жилплощадь к месту привязывает.
Я оперлась локтями о столик, а Женя,
прихлебывая принесенный официанткой кофе, трещала сорокой.
В поселке Ворокино около домов для прислуги
стояли огромные мусорные баки, поэтому у всех жителей в лексиконе появились
выражения: «позвонить на помойку, «позвать с помойки», «поселить на помойке».
Вот только не надо думать, что хозяева демонстрировали снобизм по отношению к
обслуживающему персоналу. Наоборот, в Ворокино сложилась не характерная для
большинства элитных подмосковных поселков ситуация. Семьи имели детей, они
ходили в школу, открытую тут же, за одними партами сидели наследники олигархов
и дворников. Обеспеченные родители не позволяли отпрыскам задирать нос, не
возражали, если те приглашали в гости «простых» ребят, на корню пресекали
чванство и хвастовство. С другой стороны, одноклассники, чьи мать и отец не
владели миллионами, спокойно относились к тому, что их родители служат в семьях
приятелей. Празднование Нового года, дней рождений, походы или поездки на
экскурсии, велосипедные прогулки, лыжные соревнования в поселке проводились
совместно.
– Просто идиллия, – недоверчиво протянула я,
когда Женя примолкла, – неужели не было конфликтов?
Матихина вытерла руки салфеткой.
– Нет. Люди подобрались интеллигентные с обеих
сторон баррикады, дети у них были соответственные. Среда воспитывает. Вот,
например, Соня Лузгина, лучшая подруга Лизы, приехала в Ворокино с мамой, та
нанялась уборщицей в поселок, это самая непрестижная должность. Нинель мыла
полы в конторе, магазине и кафе. Иногда ее нанимали в дома, на время
капитальной уборки.
– Эй, эй, – занервничала я, – ты путаешь! Соня
Лузгина дочь богатого человека, она училась в Швейцарии и…
Матихина расхохоталась.
– Ну не могу, – приговаривала она сквозь смех,
– это она вам рассказала?
– Софья сейчас за границей, – оторопело
ответила я, – Константин Львович обожает экстремальные путешествия, они с
супругой проводят свободное время в труднодоступных местах.
– Константин Львович? – разинула рот Женя. – А
он тут при чем?
Я сообразила, что Матихина давно уволилась из
семьи Ерофеевых, и пояснила:
– Софья теперь мачеха Лизы. Мне пока не
удалось с ней побеседовать, но вроде она вот-вот вернется в Москву.
Женя схватила меня за руку.
– Сонька была в Ворокине одной из самых
последних. Стоило посмотреть, как она у Лизы в гостях конфеты и фрукты ела!
Загребала обеими руками. Мать-то ее кашей да макаронами кормила! Никакого
папы-олигарха там не было, и вообще отец у девки отсутствовал. Это все Лиза
придумала.
У меня закружилась голова.
– Женя, сделай одолжение, расскажи про Соню,
Лизу и все, что знаешь о Екатерине. Но, пожалуйста, излагай по порядку, иначе я
утону в потоке разноречивых сведений.
Матихина скорчила гримаску:
– Проще некуда. Слушай и все поймешь.
Евгения пришла на работу к Ерофееву в тот год,
когда Лизу отправляли учиться за границу. Девочка отчаянно плакала, она очень
не хотела покидать Россию, где оставались друзья, папа, любимые игрушки, родной
дом. Но Константин Львович остался непреклонен. Он отослал дочь в пансион, а
чтобы Лиза там не затосковала, отправил вместе с ней… Соню Лузгину.
Сонечка в отличие от капризной Елизаветы была
девочкой тихой, смирной и очень благодарной. Она с радостью донашивала вещи
богатой подруги, отлично училась, никогда не хамила маме и не чуралась мыть
вместе с ней полы. На взгляд Ерофеева, Лузгина хорошо влияла на его строптивую,
горячую, слишком скорую на язык доченьку. Был еще один немаловажный момент:
Елизавету за сварливость и эгоизм недолюбливали дети и взрослые. Кое-кто из
родителей просил отпрысков: «Не дружи с Лизой, она наглая».
А вот против общения с Лузгиной никто не
возражал. Сонечка никогда не забывала поздороваться, как со взрослыми, так и с
маленькими жителями поселка, всегда улыбалась, вставала, если в кабинет входили
старшие, не спорила с ними. Она давала списывать домашние задания, помогала
одноклассникам на контрольных. Все это в совокупности сделало Лузгину всеобщей
любимицей. Соня была умна. Придя к кому-нибудь в гости, она с порога заявляла: «Глядите,
у меня новое платье! Лизино! Оно ей мало стало, а мне как раз, и к нему туфли!
Здорово, да? Повезло, что я мельче Лизки, иначе бы другой отдали».
После такого заявления никто из детей не смел
поддразнивать Лузгину. Хоть в Ворокине и отсутствовала дискриминация по
финансовому признаку, но кое-кто мог иногда прошипеть в спину какой-нибудь
девочке: «Твое платье на прежней хозяйке сидело лучше». А вот с Сонечкой
подобного не случалось. Лузгина без всякого стеснения могла сказать ребятам,
звавшим ее после уроков в гости: «Не, сегодня не могу никак. Маму наняли
Васильевы, там окна огромные, ей помочь надо».
Более того, один раз Вероника и Таня Кругловы,
дети владельца крупного банка, выяснив причину отказа Сони посмотреть вместе с
ними кино, схватили тряпки и помчались вместе с ней на уборку. Представляете
удивление хозяев, когда те узнали, что их особняк отдраивала команда из старшей
Лузгиной, Сони и дочек финансиста? Когда Соня начала дружить с Лизой, та тоже
стала пользоваться популярностью у одноклассников. Елизавета под влиянием
Лузгиной слегка прикусила язык, к ней изменили отношение взрослые.
Поразмыслив, Константин Львович сделал Нинель
Валентиновне, матери Сони, предложение, от которого та не могла отказаться.
Софья отправляется вместе с его дочерью в Швейцарию, все расходы по содержанию
ребенка, включая одежду и карманные деньги, берет на себя Ерофеев. Ясное дело,
мать возражать не стала.
