Так-так, сказал себе следователь и яростно
потер переносицу, чтоб унять азартное пульсирование крови. Так-так.
– Никому не скажу, – пообещал он, изобразив
скучливый зевок. – Но знаете что, вы мне почему-то тоже очень симпатичны. Опять
же у нас, оказывается, есть общий знакомый. Не угодно ли посидеть со мною за
чашкой чаю или кофею? Поговорили бы о том, о сем. Хоть бы и о Достоевском.
– Почту за счастье! – обрадовался Лев
Николаевич. – Так редко, знаете ли, встретишь здесь начитанного,
высококультурного человека. И потом, не всякому со мной говорить интересно. Я
не умен, не образован, иногда нелепости говорю. Да вот хоть в “Добром
самарянине” можно посидеть. Там подают оригинальный чай, с подкопчением. И
недорого.
Он уже готов был идти – немедленно беседовать
с новым знакомцем, но брегет в кармане Бердичевского звякнул четыре раза громко
и один тихо. Была уже четверть пятого – вон, выходит, сколько молился-то.
– Дражайший Лев Николаевич, у меня сейчас
неотложное дело, которое продлится часа два или три. Если б нам возможно было
встретиться после этого… – Подержав в этом незаконченном предложении
вопросительную интонацию и дождавшись кивка, товарищ прокурора продолжил. –
Меня зовут Матвей Бенционович, а подробнее представлюсь при нашей вечерней
встрече. Где мне вас сыскать?
– До семи я обыкновенно гуляю по городу,
смотрю на людей и думаю о чем взбредет в голову, – принялся объяснять ценный
свидетель. – В семь ужинаю в харчевне “Пять хлебов”, потом, если нет дождя и
сильного ветра – а сегодня, как видите, ясно – где-нибудь сижу на скамейке, над
озером. Долго. Бывает, что часов до десяти…
– Отлично, – перебил Бердичевский. – Там и
встретимся. Назовите какое-нибудь определенное место. Лев Николаевич немного
подумал.
– Давайте на набережной, близ Ротонды. Чтобы
вам легче найти. Вы правда придете?
– Можете быть совершенно в этом уверены, –
улыбнулся товарищ прокурора.
* * *
Матвей Бенционович вытер мокрый лоб и
схватился за сердце. Тысячу раз права Машенька – нужно делать гимнастику и
ездить на велосипеде, как все просвещенные люди, кто печется о телесном
здоровье. Ну что это – в тридцать восемь лет уже и брюшко, и одышливость, и
ловкости никакой.
– Алексей Степаныч, право, поигрались и
хватит! – воззвал он к тропическим зарослям, откуда только что донесся шорох
быстрых необутых ног. – Это же я, Бердичевский, вы отлично меня знаете! Прибыл
к вам от владыки Митрофания!
Игра то ли в прятки, то ли в догонялки, а
вернее в то и в другое сразу длилась уже порядком, и товарищ прокурора совсем
выбился из сил.
Донат Саввич Коровин остался у входа в
оранжерею. Покуривая сигарку, с интересом наблюдал за маневрами обеих сторон.
Самого Ленточкина Матвей Бенционович еще не видел, но мальчишка точно был здесь
– раза два из-за широких глянцевых листьев мелькнуло голое плечо.
– Ничего, он сейчас выдохнется, – сказал
доктор. – Слабеет день ото дня. Неделю назад, когда надо было осмотр делать,
санитары за ним по полчаса гонялись, даже с пальм снимали. Третьего дня хватило
пятнадцати минут. Вчера десяти. Плохо.
Мог бы и мне санитаров одолжить, сердито
подумал чиновник. Демонстрирует, что для мирового светила губернские власти не
указ. Тоже, как настоятель, на тон письма обиделся.
Однако, в отличие от архимандрита, доктор
Бердичевскому скорее нравился. Спокойный, деловитый, слегка насмешливый, без
вызова. Выслушав следователя, разумно предложил: “Сначала посмотрите на вашего
Ленточкина, а после вернемся сюда и побеседуем”.
Но, как уже было сказано, посмотреть на
Алексея Степановича оказалось совсем непросто.
Еще через несколько минут удалось загнать
дикого обитателя джунглей в угол, и вот, наконец, беготня завершилась. Из-за
пышного куста, усеянного противоестественно-синими цветами (дальше была уже
только стеклянная стенка), высовывалась кудрявая голова с испуганно
вытаращенными голубыми глазами. Мальчишка очень осунулся и растерял весь свой
румянец, отметил Матвей Бенционович, а волосы спутались, обвисли.
– Не надо, – плачущим голосом сказал Алеша. –
Я скоро на небу улечу. За мною Он придет и заберет. Потерпите.
По совету Доната Саввича чиновник ближе к
больному подбираться не стал, чтобы не доводить до приступа. Остановился,
развел руками и начал как можно мягче:
– Алексей Степаныч, я перечел ваше последнее
письмо, где вы писали про магическое заклинание и про домик бакенщика. Помните
ли вы, что там произошло, в доме?
Сзади хмыкнул Коровин:
– Экий вы быстрый. Сейчас он вам прямо так и
расскажет.
– Не ходи туда, – тоненьким голоском сказал
вдруг Алеша Бердичевскому. – Пропадешь.
Доктор подошел, встал рядом с товарищем
прокурора.
– Пардон, – шепнул он. – Я был неправ. Вы на
него действуете каким-то особенным образом.
Ободренный успехом, Матвей Бенционович сделал
полшажочка вперед.
– Алексей Степаныч, милый вы мой, владыка
из-за вас сон и покой потерял. Не может себе простить, что прислал вас сюда.
Поедемте к нему, а? Он наказал мне без вас не возвращаться. Поедем?
– Поедем, – пробормотал Алеша.
– И о той ночи поговорим?
– Поговорим.
Бердичевский торжествующе оглянулся на врача:
каково? Тот озабоченно хмурился.
– С вами, верно, там что-то невероятное
случилось? – тихонечко, как рыбак леску, вытягивал свою линию Матвей
Бенционович.
– Случилось.
– К вам явился Василиск?
– Василиск.
– И вас чем-то напугал?
– Напугал.
Доктор отодвинул следователя в сторону.
– Да погодите вы. Он же просто повторяет за
вами последнее слово, разве вы не видите? Это у него в последние три дня
развилось. Речитативная обсессия. Не может концентрировать внимание более чем
на минуту. Он вас не слышит.
– Алексей Степаныч, вы меня слышите? – спросил
товарищ прокурора.
– Слышите, – повторил Ленточкин, и стало ясно,
что Донат Саввич, к сожалению, прав.
Матвей Бенционович разочарованно вздохнул.
– Что с ним будет?
– Неделя, много две, и… – Доктор красноречиво
покачал головой. – Если, конечно, не произойдет чуда.
