– Ах, никак нельзя вам было в монахи, –
расстроилась она. – Господь вас понял бы и простил бы. Иночество должно быть
наградой, а вам оно как наказание. Ведь вы, поди, скучаете по прежней вольной
жизни? Знаю я моряков. Без вина, без бранного слова вам мучительно. Да и обет
целомудрия опять же… – жалеюще закончила сердобольная паломница уже как бы про
себя, вполголоса.
Однако капитан все равно услышал и кинул на
бестактную особу такой взгляд, что Полина Андреевна напугалась и поскорей
ретировалась из рубки на палубу, а оттуда к себе в каюту.
Мужской рай
Свирепый взгляд капитана до некоторой степени
объяснился, когда наутро “Святой Василиск” пришвартовался у ново-араратской
пристани. Дожидаясь носильщика, Полина Андреевна несколько задержалась на борту
и сошла с корабля чуть ли не последней из пассажиров. Ее внимание привлекла
стройная молодая дама в черном, нетерпеливо дожидавшаяся кого-то на причале.
Внимательно оглядев встречающую и отметив некоторые особенности ее наряда (он
был хоть и вычурен, но несколько demode (вышедший из моды (фр.)) – судя по журналам,
в этом сезоне таких широких шляп и ботиков на серебряных пуговичках уже не
носили), Лисицына заключила, что эта дама, вероятно, из числа местных
жительниц. Собою она была хороша, только бледновата, да еще впечатление портил
чересчур быстрый и недобрый взгляд. Аборигенка тоже изучающе осмотрела
московскую дворянку, задержавшись взором на тальме и рыжих завитках, что
выбивались из-под шапочки “шалунишка-паж”. Красивое лицо незнакомки зло
исказилось, и она тут же отвернулась, высматривая кого-то на палубе.
Любопытная Полина Андреевна, немного отойдя,
обернулась, надела очки и была вознаграждена за такую предусмотрительность
лицезрением интересной сцены.
К трапу вышел брат Иона, увидел черную даму и
остановился как вкопанный. Но стоило ей поманить его коротким повелительным
жестом, и капитан чуть не вприпрыжку ринулся на причал. Полина Андреевна снова
вспомнила про обет монашеского целомудрия, покачала головой. Успела заметить
еще одну интригующую деталь: поравнявшись с туземной жительницей, Иона лишь чуть-чуть
повернул к ней голову (широкая грубая физиономия капитана была еще краснее
обычного), но не остановился – лишь слегка коснулся ее руки. Однако вооруженные
окулярами глаза госпожи Лисицыной заметили, что из ручищи бывшего китобоя в
узкую, обтянутую серой замшей ладонь переместилось нечто маленькое, бумажное,
квадратное – то ли конвертик, то ли сложенная записка.
Ах, бедняжка, вздохнула Полина Андреевна и
пошла себе дальше, с интересом оглядывая священный город.
На счастье, паломнице исключительно повезло с
погодой. Неяркое солнце с меланхолическим благодушием освещало золотые верхушки
церквей и колоколен, белью стены монастыря и разноцветные крыши обывательских
домов. Больше всего вновь прибывшей понравилось то, что яркие краски осени в
Новом Арарате еще отнюдь не угасли: деревья стояли желтые, бурые и красные, да
и небо голубело совсем не по-ноябрьски. А между тем в Заволжске,
располагавшемся много южнее, листва давно уж осыпалась и лужи по утрам
покрывались корочкой нечистого льда.
Полина Андреевна вспомнила, как помощник
капитана в рубке рассказывал про какой-то особенный островной “мелкоклимат”,
объясняемый причудами теплых течений и, разумеется, Господним расположением к
этим богоспасаемым местам.
Путешественница еще не успела добраться до
гостиницы, а уже высмотрела все ново-араратские необычности и составила себе о
диковинном городе первое впечатление.
Новый Арарат показался Лисицыной городком
славным, разумно устроенным, но в то же время каким-то несчастливым, или, как
она мысленно его определила, “бедненьким”. Не в смысле обустройства улиц или
скудости построек – с этим-то как раз все было в полном порядке: дома
добротные, по большей части каменные, храмы многочисленны и пышны, разве что
очень уж кряжисты, без возвышающей душу небоустремленности, ну а улицы и вовсе
заглядение – ни соринки, ни лужицы. “Бедненьким” Полина Андреевна нарекла город
оттого, что он показался ей каким-то очень уж безрадостным, не того она ждала
от близкой к Богу обители.
Несколько времени спустя паломница вычислила и
причину такой обделенности. Но это случилось уже после того, как госпожа
Лисицына разместилась в гостинице. Там она перво-наперво объявила, что желает
вручить лично отцу настоятелю пожертвование в пятьсот рублей – и тут же, на
самый этот день, получила аудиенцию. Население “Непорочной девы”, включая и
прислугу, состояло из одних только женщин, отчего в обстановке нумеров
преобладали вышитые занавесочки, пуфики, подушечки и покрытые чехлами скамеечки
– вся эта приторность новой постоялице, привыкшей к простоте монашеской кельи,
ужасно не понравилась. А выйдя из женского рая обратно на улицу, Полина
Андреевна по контрастности вдруг поняла, чем нехорош и сам город.
Он тоже являл собой подобие рая, только не
женского, а мужского. Здесь всем заправляли мужчины, всё сделали и устроили по
своему разумению, без оглядки на жен, дочерей или сестер, и оттого город
получился вроде гвардейской казармы: геометрически правильный, опрятный, даже
вылизанный, но жить в таком не захочешь.
Сделав это открытие, Лисицына принялась
оглядываться по сторонам с удвоенным любопытством. Так вот какое житье на Земле
устроили бы себе мужчины, дай им полную волю! Молиться, махать метлой, обрасти
бородищами и ходить строем (это Полине Андреевне встретился наряд монастырских
“мирохранителей”). Тут-то и стало ей всех жалко: и Новый Арарат, и мужчин, и
женщин. Но мужчин все-таки больше, чем женщин, потому что последние без первых
кое-как обходиться еще могут, а вот мужчины, если предоставить их самим себе, точно
пропадут. Или озвереют и примутся безобразничать, или впадут в этакую вот
безжизненную сухость. Еще неизвестно, что хуже.
Спасение котенка
Как уже было сказано, аудиенция у
высокопреподобного Виталия щедрой дарительнице была обещана самая незамедлительная,
и, покинув гостиницу, путешественница двинулась в сторону монастыря.
Белостенный и многоглавый, он был виден почти
из всех точек города, ибо располагался на той его окраине, что была приподнята
вверх и вознесена над озером. От крайних домов до первых предстенных построек,
по большей части хозяйственного назначения, дорога шла парком, разбитым по
высокому берегу, под каменный срез которого смиренно ложились неутомимые синие
волны.
Идя вдоль озера, Полина Андреевна запахнула
шерстяную тальму поплотнее, так как ветер был холодноват, но вглубь парка с
обрыва не переместилась – больно уж хороший сверху открывался вид на вместилище
вод, да и порывистый зефир не столько остужал, сколько освежал.
