—Ага...
—Я так хорошо разглядела, в чем ваше сходство и различие, потому, что, когда начала фантазировать... ну моя собственная часть... В общем, это было с тобой.
—Было... что?
Хейли решила, что он немного шокирован, но больше смущен, и ринулась напролом.
—Началось с тебя, что-то вроде этого.
Она обвила рукой его шею, встала на цыпочки, замерла, смакуя момент, когда губы замирают, не соприкоснувшись, дыхание перехватывает, а сердце спотыкается.
Волосы Харпера, мягкие, шелковистые, как она и представляла, приятно защекотали тыльную сторону ее ладони... А каким удовольствием было прижиматься к его телу!
Хейли сократила расстояние и поцеловала его.
Харпер окаменел. Весь, кроме сердца, бешено забившегося рядом с ее сердцем. Затем она почувствовала его руку на своей спине, почувствовала, как пальцы Харпера собрали в кулак ее блузку.
Музыкальный кубик Лили разразился ликующим грохотом.
Хейли с трудом отстранилась. «Не спешить!» — напомнила она себе. Хотя в животе все дрожало, она — старательно избегая напряженного взгляда темных глаз — глотнула пива.
—Итак, что ты думаешь?
Он поднял руку... опустил.
—Кажется, я потерял способность соображать.
—Дай мне знать, когда эта способность к тебе вернется.
Хейли отвернулась, чтобы собрать дочкины вещи.
—Хейли... — Харпер схватил ее за пояс джинсов и дернул. — Не-а.
Сердце подпрыгнуло. Радостно. Она оглянулась через плечо.
—И что это значит?
—Самый короткий способ сказать, что ты не можешь прийти сюда, поцеловать меня и уйти. Вопрос. Ты хотела наглядно продемонстрировать, что случилось с Амелией, или это что-то другое?
—Мне было интересно, что я почувствую, и я решила выяснить.
—Ладно. — Харпер развернул ее, прижал к столу, предварительно посмотрев вниз и убедившись, что ребенок все еще занят.
Он положил руки на бедра Хейли и поцеловал ее уже не так безобидно, как она его. Его ладони заскользили вверх, оставляя за собой покалывающие следы... и, наконец оторвавшись от нее, он провел большим пальцем по ее дрожащим губам.
—Мне тоже было интересно. Так что, полагаю, теперь мы оба знаем.
—Похоже на то, — еле выдавила Хейли.
Лили забросила игрушку и потянула Харпера за штанину. Он наклонился, поднял девочку и усадил ее на бедро.
—Кажется, ситуация осложнилась.
—Да, очень. Нам нельзя спешить... Надо все продумать.
—Разумеется. Или пошлем все к черту, и я попозже приду в твою комнату.
—Я... я хочу сказать «да». В голове крутится только «да», — выпалила Хейли. — Не знаю только, почему это так трудно сказать. Я ведь этого хочу.
—Но... Я понимаю, есть «но»... — Харпер кивнул. — Хорошо. Не будем спешить. Чтобы удостовериться.
—Удостовериться, — повторила Хейли, быстро собирая вещи Лили. — Я должна уйти, пока не забыла, что не надо спешить, что нужно удостовериться. Господи, ну и здорово же ты целуешься... Мне пора готовить Лили ко сну. Харпер, я не хочу наделать ошибок. Я так не хочу все испортить!
—Мы не испортим.
—Нам нельзя испортить! — Хейли еле оторвала от Харпера жалобно захныкавшую Лили. — Увидимся на работе.
—Конечно. Я могу проводить вас.
—Нет. — Хейли бросилась к двери, с трудом удерживая извивающуюся и плачущую дочку, а тут еще сумка соскользнула с плеча и повисла на руке. — Не волнуйся. Она успокоится.
Плач перерос в полноценную истерику с дергающимися ножками, выгнувшейся дугой спинкой и пронзительными криками.
—Бога ради, Лили! Ты увидишься с ним завтра. Он же не уходит на войну.
Бесполезные увещевания. Милый добродушный ребенок превратился в исчадие ада. Очаровательное личико раскраснелось, твердые туфельки заколотили Хейли по бедру и животу, наверняка оставляя синяки.
—Знаешь, я тоже хотела бы остаться, — слишком резко от огорчения сказала Хейли. — Но мы не можем этого сделать. Тебе придется смириться.
К вечеру жара не спала, и Хейли еле тащила извивающиеся, орущие двадцать фунтов
[8]
ярости. Пот стекал на глаза, затуманивал зрение... На мгновение Хейли показалось, что величественный старый особняк колышется в воздухе, как мираж, уплывающий все дальше и дальше.
Недостижимая иллюзия. Недостижимая для нее. Ей не место в этом доме. Лучше, умнее, легче собрать вещи и уехать. Этот дом и Харпер не для нее, и пока она здесь остается, она сама иллюзия.
—Ну-ну, что у нас тут случилось?
В колеблющихся душных сумерках Хейли различила Роз. Зрение сфокусировалось так резко, что ее затошнило, и она покачнулась. Вопящая Лили оттолкнулась от нее и бросилась в руки Розалинд.
—Она злится на меня, — прошептала Хейли, еле сдерживая слезы, когда Лили обняла Роз за шею и зарыдала, уткнувшись в ее плечо.
—Не в последний раз. — Покачивая Лили, растирая ее спинку, Роз вгляделась в лицо Хейли. — Что ее расстроило?
—Мы были у Харпера. Она хотела остаться с ним.
—Тяжело покидать любимого парня.
—Ее надо искупать и уложить. Давно пора. Простите, что побеспокоили вас. Она так кричала, что, наверное, вздрагивали и в Мемфисе.
—Вы меня не побеспокоили. Лили не первый ребенок в истерике на моей памяти и не последний.
—Я отнесу ее наверх.
—Я сама, — Роз понесла девочку вверх по лестнице. — Вы измучили друг друга. Так и случается, когда дети хотят одного, а мамочки знают, что им нужно совсем другое. Ребенку кажется, что наступил конец его света, а ты страдаешь от чувства вины, думая, что подвела его.
Хейли ожесточенно стерла скатившуюся слезу.
—Я ненавижу подводить ее.
—Как ты можешь ее подвести, делая то, что лучше для нее? Она просто устала и вспотела. — Роз открыла дверь в детскую, включила свет. — Мы ее сейчас искупаем, наденем рубашечку, поболтаем перед сном. Иди наполни ванну.
—Не беспокойтесь, я все сделаю сама...
—Милая, учись делиться.
Розалинд унесла притихшую Лили, и Хейли пошла в ванную комнату, включила воду, добавила детскую пенку, в которой так любила плескаться дочка, побросала в воду резиновых лягушек и утку. И поймала себя на том, что глотает слезы.
—У меня голенькая малышка, — услышала она воркующий голос Роз. — Голенькая-голенькая... Какой у нас милый животик, так и хочется его пощекотать.
От дочкиного смеха слезы хлынули из глаз Хейли, и она едва успела стереть их до того, как вошла Роз.
