– Нин… – глянул на нее Никита немного удивленно. – Маринка вообще-то просила, чтоб к выходным квартиру освободили…
– Да, я понимаю… Но я не могу… Так быстро – я не могу…
– Но почему? Что нам, собраться долго?
– Не в этом дело.
– А в чем? И вообще, что ты предлагаешь? На улице жить?
Нина пожала плечами, не зная, что ответить. И вообще, она чувствовала себя испуганной мышью, загнанной в угол, переводила взгляд с лица Льва Аркадьевича на лицо Никиты. Как назло, ни одной вменяемой причины не придумывалось. И предложений тоже не было. Откуда им было взяться?
– Никит, ты должен сказать свое мужское слово! – твердо, но чуть насмешливо произнес Лев Аркадьевич. – Когда женщина сомневается, мужчина берет решение на себя!
– Да, пап, ты прав. Мы завтра переедем! – сжав рукой ее плечо и благодарно улыбнувшись отцу, быстро и легко решил проблему Никита. Как ему казалось – быстро. И легко…
– Но я действительно не могу! Не могу! Мне там тяжело! – прошелестела Нина отчаянным шепотом, едва сдерживая слезы.
И не сдержала их, окаянных. Затряслось отчаянием нутро, сдавило железным кольцом горло, вот же натура бабья слезливая! Сквозь горячую пелену вдруг поплыли их лица – неловко удивленные, и голос Никиты поплыл, с нотками легкой досады:
– Нин, ну прекрати… Возьми себя в руки, чего ты, как маленькая, в самом деле! Я понимаю, тебе тяжело. А мне, по-твоему, не тяжело? Это же моя мама там умерла… А отец так вообще – не может и минуты там провести, на дачу окончательно переехал. А ты-то чего уж так… не понимаю? Что за истерика?
– Оставь ее, Никит… Ничего, пусть поплачет. А я пойду, пожалуй. У меня еще дела.
– Ладно, пап… В общем, договорились. Мы завтра переедем.
– Тебе помочь?
– Нет, я сам. Мне как раз машину завтра из сервиса вернут.
И – ей на ухо, горячим шепотом:
– Все, Нин, перестань, неудобно… Все равно другого выхода у нас нет! Иди в комнату, я сам отца провожу…
* * *
Вещей набралось, как ни странно, довольно много – несколько объемистых сумок. Успели обрасти хозяйством, хотя, казалось, жили налегке. В машину и половины сумок не вошло.
– Придется возвращаться… – деловито произнес Никита, плюхаясь на водительское сиденье. – Я тебя там оставлю, Нин, а сам обратно смотаюсь…
– Нет! Нет… Давай я лучше здесь тебя подожду… Я не останусь там одна, без тебя!
– Да что с тобой такое, не понимаю? Рыдала весь вечер, теперь опять капризы какие-то! Садись, поехали! У меня следующий экзамен через три дня, готовиться же надо! А я время теряю!
– Да, едем…
И в самом деле – глупо упираться из-за страха. Надо себя в руки взять. Ладно, будь что будет…
Ехали молча. Уже свернув на улицу, где стоял родительский дом, Никита проговорил осторожно:
– Ты только не пугайся, там, наверное, не прибрано… Я даже не помню, как я там в те окаянные дни жил, что творил… Честное слово, будто в пропасть падал. Помню только поминки на девятый день – народу много пришло… И отец мне напиться не дал. А потом…
– Ничего, я все приберу, не извиняйся.
– Я тебе помогу, хочешь?
– У тебя же экзамен…
– Ну да вообще-то. Придется тебе одной с уборкой справляться. Нин, а когда у тебя отпуск на работе?
– В августе. А что?
– Давай поедем куда-нибудь! Я попрошу отца, он оплатит путевки. Тем более у нас в августе дата!
– Какая?
– Ты что, забыла? Год нашей совместной жизни! Ну, если тот дурацкий месяц не брать в расчет… Год, представляешь? С ума сойти!
– Да, это замечательно, Никит. Но у отца, я думаю, денег просить неловко.
– Почему? По-моему, нормально. Я же пока не работаю… Придет время, и я его буду содержать… Все взаимозаменяемо в этой жизни, Нин, все реки текут. И у нас с тобой будут дети, и мы их будем учить и содержать до определенной поры, разве не так?
– Да, так…
– Ну, и не рефлексируй в таком случае. А хорошую поездку я тебе обещаю. Все, приехали, выходи…
Выскочил из машины, деловито начал выволакивать поклажу из багажника, тащить за ручки сумки с заднего сиденья машины.
– Открой мне дверь в подъезд, подержи, пока я вещи к лифту таскаю!
Нина подчинилась команде, послушно встала у двери, с удивлением разглядывая снующего туда-сюда Никиту. Никогда его таким вертким, деловитым и сосредоточенным не видела! И странным образом именно в эту минуту толкнулось внутри ощущение, то самое, тайно-заповедно желанное… Может, это и есть чувство мужской спины – каменной стены, о котором говорят замужние женщины? Когда тобой так деловито командуют, фактически загоняя в новую жизнь? Хотя, как говорится, ничего личного… Просто сиюминутное ощущение, и все.
Никита внес последнюю сумку, принялся забрасывать вещи в грузовой лифт. Пока поднимались на шестой этаж, снял бейсболку, весело отер пот со лба. Подмигнул ей:
– Говорят, один переезд равен двум пожарам, да?
– Ну, уж и переезд… Ты прямо сейчас поедешь за остальными вещами, Никит?
– Ну да… А чего тянуть?
– А я… Я что буду делать?
– Да что хочешь, Нин! Чего ты у меня спрашиваешь? Что сочтешь нужным, то и будешь делать. Ты теперь в квартире полная хозяйка.
– Кто – я?!
– Ладно, приехали, не выпучивай на меня глаза, вываливайся из лифта. Да куда ты, господи, двери у лифта держи! Что с тобой происходит, не понимаю?
Наверное, она и впрямь в его глазах выглядела странновато – неуклюжая, с вытаращенными от ужаса глазами. А через десять минут осталась одна в квартире – наедине со своим ужасом. И с горой сумок, сваленных на полу в прихожей.
Впрочем, прихожей эту часть квартиры язык не поворачивался назвать. Скорее, это был большой холл, а не прихожая. С огромным окном во всю стену, с пухлыми смешными креслами в углу, с деревом в кадке, напоминающим гигантский фикус. Нина подошла к нему на цыпочках, прикоснулась к листьям, оставляя пыльные полоски от пальцев. Надо бы потом каждый листок тряпочкой протереть… Сердце стучало так испуганно, будто она сюда не хозяйничать, а воровать заявилась. А может, и впрямь?.. Сердцу, ему виднее. А как бы иначе здесь очутилась – хозяйкой…
Она здесь была один раз. Давно, осенью. Даже расположение комнат не помнит… Вон там, кажется, гостиная. Направо – объединенная с кухней столовая. А эта дверь из холла – в Никитину комнату. А спальня где-то там, в самой глубине, за поворотом коридора… Господи, да как здесь жить-то, в таких просторах? Аукаться, как в лесу? Это ж еще привыкнуть надо… А главное – через себя переступить, через свой страх, через виноватое «не могу».
