Злая правда все разрасталась внутри, подступала к горлу, не давала дышать. Нет, надо прекращать это совместное нелепое проживание. Самой рубить гордиев узел. Если парень до такой степени не уважает девушку, с которой живет… Даже позвонить не соизволил, предупредить, что поздно придет! Ничего, Нинка девушка душевная, из простых, Нинка все схавает! Хотя… Насчет «Нинки» она, конечно, погорячилась. Никогда он ее Нинкой не называл. Нина, Ниночка, Нинусь. Как же у него ласково это звучит – Нинусь…
Да, он очень ласковый. И добрый. И беззаботный, как ребенок. И нежный… И немного раздолбай, конечно… Телефон в кармане звонит – он никогда не слышит. А потом брови домиком вверх – о, сколько непринятых вызовов!..
Да и не в том даже дело, какой он. Дело в ней самой. Дело в том, что она его очень любит… Так любит, что чувствует себя ужасно счастливой, несмотря ни на что. И ужасно несчастной одновременно. Замуж, замуж… Да если б знал кто, как она мечтает про этот «замуж»… Хотя, говорят, мечтать не вредно. Полезно даже.
Ну как тут разрубишь этот гордиев узел? Как?!
* * *
Они познакомились в клубе – подруга Настька пригласила отпраздновать день рождения. Компания собралась чисто девичья, сидели, накачивались шампанским, изредка выскакивая на танцпол. Возвращались к столику разгоряченные, смеялись громко, делая вид, что очень увлечены общением. Хотя видно было, как девчонки воровато оглядывают зал в надежде поймать хоть один целенаправленный мужской взгляд. Ну просто так, для самоутверждения. Не было взглядов. Не было. Может, слишком прилично для заведения выглядели… Ни косметики вызывающей, ни одежек брендовых, ни красоты модельно длинноногой. Хорошие девочки, но все равно – чулочки синенькие.
Потом на Настьку положил-таки глаз один из танцующих, изрядно выпивший и нахальный. Но лучше бы он свой глаз при себе оставил, ей-богу… Уж очень противно было смотреть на его покушения завязать ни к чему не обязывающее знакомство. Сначала вытанцовывал перед Настькой, содрогаясь в яростно неприличных телодвижениях, потом вообще начал вплотную пристраиваться, хамовато суетясь чреслами. Настька увернулась ловко, а он вроде как обомлел от возмущения. Остановился, набычился, выкатил пьяные глаза – как, мол, смеешь от такого крутого чувака отпрыгивать? Ну, и они тоже испугались его бычьего глаза, вернулись за свой столик. Да только не тут-то было… Перед ними нарисовалось это пьяное убожество, схватило Настьку за локоть и потянуло из-за стола. Так сильно потянуло, что она взвизгнула от боли. Девчонки замахали крылышками, конечно, зачирикали, как воробьи. А музыка гремит, не слышно ничего… И охранника, как назло, в зале нет. Лишь девчонки-барменши тянут шеи, глядят озабоченно в их сторону.
Нет, понятное дело, сами нарвались, клубак есть клубак, всякое бывает. Но если помощи ждать не приходится, надо своими силами справляться. Подскочила с места Танька, начала вежливо увещевать пьяную рожу:
– Отстаньте от нее, молодой человек. Видите, девушка не желает с вами танцевать? Ну же, отпустите ее, пожалуйста.
Танька – она такая. Сильно вежливая, в очках. Дипломатка.
– А че она вдруг не хочет? – зло осклабился нападающий. – Не хочет – захочет. Или с тобой пойдем сбацаем, очкастая. Хочешь?
Отпустил Настькин локоть, потянул лапы к Таньке.
– Нет, – судорожно махнула лапками Танька. – Не трогайте меня, слышите? Как вас сюда пустили вообще? Вроде приличный клуб.
– Ты че меня обижаешь, очкастая? Кого еще пускать, если не меня? Думаешь, сюда только очкастых пускают? А ну пошли плясать, хватит на меня лапами махать!
– Да никуда я не пойду! Перестаньте мне хамить, молодой человек! Я же с вами вежливо разговариваю!
– Да на кой мне сдалась твоя вежливость! Думаешь, сюда за вежливостью нормальные пацаны приходят? Очнись, очкастая, они за другим делом сюда. А ну, пошли. Я покажу тебе такую вежливость – заверещишь от счастья. Пошли, тебе понравится! Но сначала потанцуем!
Тут уж Анька не выдержала – она вообще вежливостью никогда не отличалась. Поднялась, встала меж мужиком и Танькой:
– Слышь, ты, чувак. Хочешь танцевать – иди в Большой, понял? Там как раз нынче танцоров недобор. А здесь твое искусство никто не оценит, отвали!
– Че? – протянул парень, весело-злобно глядя на Аньку. – Че ты сейчас пропела, не понял?
– Что слышал. Отвали, говорю.
– А если по щам?
И замахнулся слегка, будто играючи. Хотя кто мог тогда предугадать, играючи или нет. Тем более Аньку не так-то просто напугать – сама в такой семье выросла, где рукоприкладство не то чтобы поощрялось, но имело место быть. Повернулась по-хитрому, острый локоток аккурат прилетел парню в челюсть, и довольно основательно прилетел, так, что пьяная голова дернулась назад безвольно. Потом вернулась на место, уже со злобным оскалом, окрашенным кровью…
И – началось. Покатилось, как снежный ком. Потерпевший нанес удар – Анька увернулась. Потом они вспоминали, как оно все было, и не могли сопоставить случившуюся потасовку в деталях. Кажется, подскочил кто-то из-за соседнего столика и тут же отлетел от пьяного кулака, и еще подскочили ему на помощь.
В общем, драка образовалась нешуточная. С женским визгом, с боем посуды, в круговерти разгоряченных тел мелькали белые рубашки охранников. И их чуть было не затянуло в этот клубок.
– Девки, уходим! – звонко скомандовала Анька, первая бросившись к выходу. – Сейчас они наряд вызовут, нас всех в кутузку на ночь запрут!
Нина тоже, ничего не соображая, ринулась вслед за Анькой. На полдороге вспомнила – сумку забыла! А в сумке – паспорт! Дура, паспорт зачем-то с собой взяла! И деньги, и телефон!
Вернулась – нет сумки. Да где ж она? На стуле висела… Стул опрокинут, а сумки нет. Кто-то толкнул в спину пребольно, отлетела к колонне. Нога ступила на что-то мягкое. Опустила глаза – да вот же она, сумка, нашлась, слава богу! Еще и Настькина рядом лежит, зеленая, замшевая. Схватила обе, ринулась к выходу. А там – пробка. Уже не выпускают никого, значит, полицейский наряд прибыл. Все, не успела… Ой, божечки!..
– Ну, чего стоишь, бежим! – кто-то подхватил ее под локоток, потащил в глубь зала, за барную стойку.
Нина побежала с перепугу. Куда? Зачем?.. А парень так крепко вцепился в руку, не отпускает. Вдруг обернулся, сверкнул веселым глазом:
– Через кухню уйдем! У меня там девчонка знакомая, официантка, она нас через служебный вход выпустит.
И опять – бег, суматоха… Из двери в дверь. Лица, острый кухонный запах, собственное тяжелое дыхание.
– Дашка! Вот ты где. Выпусти нас, Дашка.
– Туда, Никит, вниз! Вниз бегите, в подвал! Там направо по коридору, упретесь в железную дверь! Она просто на засов закрыта.
– Понял, Дашк… Спасиб! Рахмат! Шноракалюцон!
Нина даже лица не успела разглядеть у этой Дашки. И не успела спасибо сказать. Не до того было. Выскочили на улицу, парень потащил ее дальше. То есть он Никита, стало быть. Спаситель Никита…
