«Истинный реалист, если он не верующий, всегда
найдет в себе силу и способность не поверить и чуду...»
Ф.М. Достоевский. «Братья Карамазовы»
Часть первая - Здесь
Глава 1 - На «Севрюге»
Про Колобка
Мяконько, кругленько вкатился Колобок на
пароход «Севрюга». Выждал, пока на причал наползет густой клок тумана, весь
съежился-скукожился и сделался сам похож на серое облачко. Шмыг к самому краю,
да как скакнет на чугунный пал. Просеменил по натянутому, как струна, швартову
до борта (для Колобка это была не штука – он раз на спор барыню на канате
сплясал), и никто ничего. Здрасьте-пожалуйста, принимайте нового пассажира.
Конечно, не разорился бы и палубный билет
купить. Всего-то тридцать пять копеек, если до следующей пристани, города
Усть-Свияжска. Но для «разинцев» билет брать – свое ремесло не уважать. Пускай
«гуси» с «карасями» билеты покупают.
Прозвище у Колобка такое, потому что
маленький, ловкий, шагает мелко, пружинно, будто катится. И башка круглая,
коротко стриженная. По бокам лопаточками уши, маленькие, но замечательно
слухастые.
Про «разинцев» что известно? Такой речной
народишко, собою незаметный, но без него и Река не Река, как болото без
комаров. На берегу тоже мастера чистить чужие карманы имеются, название им
«щипачи», но те публика мелкая, рваная и по большей части приблудная, нет им за
это большого уважения, а «разинцам» есть, потому что они испокон веку.
Про то, откуда это слово взялось, толкуют
двояко. Сами они считают, что от Стеньки Разина, который тоже на Реке-кормилице
жирных «гусей» щипал. Обыватели по-другому говорят – мол, потрошат раззяв и
разинь, оттого и «разинцы».
Сама работа хорошая, Колобку исключительно
нравилась.
Сел на пароход, чтоб никто тебя не видал,
потерся среди пассажиров до следующей пристани, да и сошел. Что взял – твое,
что не смог – пускай себе дальше плывет.
Тут в чем козыри?
По Реке кататься воздушно, для здоровья
польза. Это первое. Опять же людей видишь разных, иной раз такое занятное
начнут рассказывать, что и про дело позабудешь. Это второе. А главное – ни тебе
тюрьмы, ни каторги. Колобок двадцать лет на Реке работал, а что за тюрьма такая
и знать не знал, в глаза не видывал. Поди-ка, возьми его с поличным. Чуть что –
раз, и концы в воду. Кстати сказать, это про них, «разинцев», поговорка
придумана, только остальному народу невдомек. «Концами» называют добычу. А вода
– вон она, за бортом плещется. Запалился – кидай «концы» в воду, и нипочем не докажут,
Река-матушка все спрячет. Ну, накостыляют, конечно, это уж как полагается.
Только и накостыляют-то несильно, потому что пароходами публика плавает все
больше культурная, деликатная, не то что в приречных селах. Там мужики от
дикости и невежества запросто могут вора и до смерти уходить.
«разинцы» еще себя «щуками» называют, а
пассажиров «гусями» или «карасями». Кроме «концов в воду» есть и другая
присказка, которую все повторяют, а настоящего смысла не понимают: на то в реке
и щука, чтоб карась не дремал.
Первый весенний пароход для «разинца» – самый
главный праздник, лучше любого престольного. За зиму освинцовеешь без дела, а
бывает, что и оголодаешь. Сидишь-сидишь, клянешь зиму-докуку, ждешь
весны-невестушки. Иной раз она, желанная, долго ломается, пароходное плавание
чуть не до июня стоит, а в этом году весна к Колобку пожаловала совсем
молоденькой девчоночкой и не кобенилась нисколько. Такая прильнула жаркая,
такая ласковая – до беспримерности. Это же надо, первое апреля, а уже весь лед
сошел, и навигация открылась.
Разлив на Реке был широченный, едва берега
видать, но «Севрюга» шла строго по фарватеру, на самом малом ходу. Капитан
из-за тумана сильно осторожничал, через две минуты на третью давал сипатый
гудок: «У-дууу! Отвали-и-и – я иду-уууу!»
Капитану туман в досаду, а Колобку он первый
товарищ. Если б можно сговориться – половину навара бы ему, родимому, отдавал,
только вали погуще.
Нынче жаловаться было грех, туман расстарался
на славу. Плотней всего стелился по-над рекой; нижнюю палубу, где каюты,
почитай, совсем укутал; ботдек, где шлюпки и вдоль бортов мешочники-баулыцики
сидят, то отпустит, то накроет: будто в сказке какой – были люди, и вдруг все
исчезли, осталось одно молоко. Выше тумана только черная высокая труба и
мостик. Капитану, поди, там, наверху, кажется, что он не капитан, а Господь Бог
Саваоф, и не на «Севрюге» плывет, а парит на облацех.
Все суда речной флотилии товарищества «Норд»
назывались по какой-нибудь рыбе, такая у владельца причуда. От флагмана,
трехпалубной «Белуги», где каюты первого класса по десяти рублей, до последней
буксирной пыхтелки, какого-нибудь «Пескаря» или «Уклейки».
«Севрюга» на линии не из самых больших, но
пароход хороший, хлебный. Ходит от Москвы до Царицына. Пассажиры все больше
дальние, которым в Святую Землю или вовсе в Америку. Многие по льготной
шифкарте, от Палестинского общества. Колобок сам по морям не плавал, потому что
незачем, но знал все в доскональности.
По шифкарте товарищества «Норд» плавали так:
изМосквы по Оке до Нижнего, после по Реке до Царицына, там поездом до
Таганрога, а оттуда снова на пароход, только уже морской, и далее кому куда,
согласно надобности. Если в Святую Землю плыть третьим классом, всего-навсего
46 рублей 50 копеек. Если в Америку, то, конечно, дороже.
Колобок пока никого не щипал, руки держал в
карманах, только глаза и уши работали. Ну и ноги, само собой. Чуть загустеет
туман – шарк-шарк на войлочных подметках, от одних к другим, и
вприглядку-вприслушку. Что за люди? Хорошо ль себя блюдете?
Это так нужно: сперва все высмотреть,
изведать, а потом, ближе к пристани, чистенько сработать. И, самое главное,
фартовых унюхать. Они тут наверняка трутся, тоже навигации заждались. Это зверье
не Колобковой масти. На пароходе дела редко делают, в ихнем ремесле резону нет.
Фартовые на воде только выбирают «гуся», а пух-перья с него после, на берегу
берут.
Ну и пускай бы их, не наша печаль, да только
беда в том, что фартовые ведь не с финским ножом в зубах ходят, а таятся, тут и
ошибиться можно. Вася Рыбинский, уважаемый «разинец», этак вот с одного
приказчика котлы золотые снял, а приказчик оказался никакой не приказчик –
фартовый человек, из казанских. Сыскали они потом Рыбинского и, конечно,
чугунок ему проломили, хоть Вася и невиноватый. Такой у фартовых обычай –
невозможно им терпеть, чтоб у них тырили. Пока за срам не расквитаешься,
обратно в ихнее обчество не показывайся.
