– Муравьи – понятно, муравейник и в самом деле
напоминает человеческое общество. Дельфины тоже ясно – они умные. Единорогов
средневековые авторы в глаза не видывали и могли воображать о них что угодно.
Но петух-то при чем? Задиристая, глупая птица. Только кур топчет да глотку
дерет.
– Э, нет, – поднял палец архиерей. – К петуху
относились по-особенному издавна, еще в дохристианские времена. И особенное это
отношение распространено повсеместно, где встречается вид Gallus Domesticus
[8].
У китайцев, например, он олицетворяет принцип Ян, то есть смелость,
благожелательность, достоинство и верность. А петух красного оперения – еще и
символ Солнца. Если ты обратишь свой взгляд в совершенно иной предел планеты, к
древним кельтам, то у них красный петух – олицетворение богов Подземья. В
греко-римской культуре петух знаменует обновление. Вообще в большинстве
мифологий эта птица связана с богами утренней зари, солнца, света, небесного
огня – то есть с зарождением новой жизни. Петух изгоняет ночь и сопутствующие
ей мрак, страх, слепоту.
Такого рода импровизированные лекции, подчас
по самому неожиданному поводу, были излюбленным коньком Митрофания, и Пелагия
всякий раз внимала им с интересом, но никогда еще не вслушивалась так жадно, как
сейчас.
– Возьмем христианство, – продолжил
преосвященный. – В нашей религии у интересующего тебя пернатого тоже особый
статус. Петух – символ света. Он приветствует восход Солнца-Христа, обращающего
в бегство силы тьмы. В пасхальное празднество, когда мы поминаем Страсти
Христовы, петух означает воскресение. Известно ли тебе, что крест, ныне
общепринятый символ христианства, появился довольно поздно, лишь в середине V
столетия? До той же поры христиане использовали другие символы, и очень часто –
петуха, это образ Сына Божьего, Который пришел пробудить человечество. Не
забудем также и пророчество мудрого Екклесиаста: «И будет вставать человек по
крику петуха, и замолкнут дщери пения», то есть именно петух возвестит людям о
дне Страшного Суда.
Чем дольше слушала Пелагия ученые речи
Митрофания, тем задумчивее делалось ее лицо, так что к концу взгляд совсем уж
обратился как бы внутрь себя.
Когда же владыка закончил, инокиня ни о чем
больше спрашивать не стала. С поклоном поблагодарила за поучение, извинилась,
что оторвала преосвященного от писательства, и распрощалась до завтра.
Логово циклопа
Покинуть архиерейское подворье сестра
намеревалась тем же путем, каким вошла, – не длинным, через двор и ворота, а
коротким, через садовую калитку, от которой имела собственный ключ.
В окнах братского корпуса свет уже погас, не
горел и фонарь подле парадного крыльца, но в небе сиял яркий месяц, и ночь была
ясной.
Пахло юной листвой, из яблоневой аллеи
доносилось журчание фонтана, и от всего этого сосредоточенность, владевшая
монахиней, стала понемногу рассеиваться.
Владычий сад считался одной из городских
достопримечательностей и содержался в образцовом порядке. Белоснежные дорожки,
покрываемые специальным мелкосеянным песком, подметались по нескольку раз в
день, так что у Пелагии было ощущение, будто она не идет по земле, а ступает по
Млечному Пути. Даже совестно было оставлять на этакой красоте цепочку собственных
следов, и оттого монахиня старалась держаться самого краешка.
Вдруг она увидела впереди, прямо посреди
белоснежной полосы, отпечатки ног. Кто-то прошел здесь совсем недавно, уже
после непременного преднощного метения.
Кто бы это мог быть, рассеянно подумала
Пелагия, чьи мысли были все еще заняты пещерами и красными петухами. Мало кому
дозволялось гулять но саду и тем более в позднее время. Отец Усердов? Нет, у
духовной особы шаг уже, ибо стеснен рясой, сдедуктировала Пелагия.
Поправила на носу очки, думая все ту же думу,
но при этом посматривала на следы, ведшие к калитке.
Вдруг сестра ахнула, пала на четвереньки,
прижавшись носом чуть не к самой земле, и ахнула снова, еще громче.
Прямоугольные носки! Знакомый контур каблука!
А если посмотреть вблизи, видны три ромбика!
Сердце монахини запрыгало в груди.
Был! Здесь! Недавно! А может быть, и только
что! Ушел через калитку!
Она вскочила, кинулась было к дому, но тут же
вернулась назад. Пока добудишься челяди, уйдет! На улице, на булыжной мостовой
следов-то ведь не будет!
Что если он недалеко, и можно выследить!
Подобрав подол, Пелагия бросилась вперед – не
по следам, а рядом, чтоб не затоптать.
Что может означать внезапное появление
Волчьего Хвоста на архиерейском подворье – об этом сейчас и не думала.
Следы свернули с главной аллеи на боковую,
стало быть, вели не к калитке, а в дальний, глухой угол сада.
Сестра на миг остановилась, пытаясь
сообразить, что означает этот маневр. И догадалась: ключа-то у злодея нет, не
иначе как через забор полезет.
Побежала еще быстрей.
Дорожка здесь была поуже, с обеих сторон
сжатая высокими кустами, в тени которых следы перестали быть видны, но зато
отсюда никуда и не свернешь.
Вот и конец сада. Дощатый сарайчик, куда
осенью ставят ящики с яблоками, за ним ограда. Надо подбежать к ней, просунуть
голову между прутьев и осторожно выглянуть – не обнаружится ли вдали
удаляющийся силуэт?
И если да, то перелезть на ту сторону и
проследить.
Даже если окажется совершенно непричастный
человек, по крайней мере можно будет выяснить, кто сшил ему сапоги. А там и...
Пелагия как раз поравнялась с сараем. Боковым
зрением заметила черную щель – дверь была приоткрыта – и мельком подумала:
непорядок.
Тут дверь вдруг возьми да распахнись во всю
ширь.
Из темноты высунулась длинная рука, схватила
сестру за ворот и рывком втащила в домик.
Брякнул задвинутый засов.
Оглушенная сотрясением, ослепшая от внезапного
мрака Пелагия вскрикнула, но широкая жесткая ладонь тут же зажала ей рот.
– Ну, здравствуй, фря пароходная, – раздалось
из черноты.
И сразу стало понятно, кто это. Даже не по
голосу, слышанному всего единожды, а по противному словечку «фря».
Стеклянный Глаз (он же и Волчий Хвост – прав
был Бердичевский) выдержал паузу, похоже, наслаждаясь трепетом пленницы.
