— Они, князья и короли, лишь ветер, — назидательно сказала бабка. — Один пролетит, пошумит, подолы бабам да пыль на дороге поднимет — и все, нет его. Другой тучи грозовые нагонит — либо землю благодатным дождем напоит, либо градом посевы побьет. Третий ураганом крыши с домов посрывает, деревья ломать начнет. А только всякий пролетит — и стихнет. И опять земля живет как ни в чем не бывало. Совсем без ветра туго приходится — рожь-то, она от ветра семя зачинает, пчела ей в этом деле не помощница. И облака дождевые тоже ветер пригоняет. Вот и думай, какой ветер лучше — который деревья ломает или который колосья волнует. Тебе-то какой больше по нраву?
Я отвернулась, чтобы хитрая старуха даже в темноте не заметила, как вспыхнули мои щеки. Если так думать, то князь Витолд — как тот легкий ветерок в жаркий летний полдень, когда ловишь любое дуновение раскаленного воздуха и сам подставляешь разгоряченное лицо под его ласковые прикосновения. Опять не ко времени вспомнились чуткие осторожные пальцы на моем искалеченном колене.
— Я… мне помощь нужна, чтобы его спасти, — пробормотала, не глядя на бабку. — Вы могли бы…
— Пропажу сыскать? Аль человека?
— Человек давно найден. Мне бы новый оберег изготовить. И только вы можете это сделать.
— Тю! — Знахарка всплеснула руками. — А со старым-то чего?
— Так ведь уничтожен старый! А без него Витолд каждое полнолуние обречен становиться оборотнем.
— А ты этого не хочешь?
— Наплевать на то, чего хочу я! Этого не хочет он сам! Этого не хотят окружающие люди! Оборотни опасны! Это — чудовища, которыми нельзя управлять! Даже сам князь не сможет в облике зверя сдерживать себя. И тогда…
— А так ли уж это нужно — сдерживать зверя? Они, — бабка махнула рукой куда-то вдаль, — и без того слишком долго ждали. Земле нужен защитник. Три века назад люди убили его — и убивали каждый раз, едва он появлялся на свет. Ты не слышала разве, что рассказывают о роде князей Пустопольских?
— Н-ну, — пришлось напрячь память, — что за триста с малым лет в этом роду каждое поколение рождался оборотень. Им всегда становился старший сын в роду, поэтому княжеский венец получал второй, а то и третий по счету сын. У них даже полумесяц на гербе есть — как знак того, что не первенец наследует княжество… Ох, — до меня сейчас дошло, — полумесяц же…
— Волчье солнышко, — безжалостно подтвердила знахарка. — А ты слыхала, какая судьба ждала каждого оборотня?
— Их… убивали?
— Да. Некоторых еще в юности. Самому младшему было четырнадцать лет. Отец сам зарубил своего первенца, когда увидел его воющим на луну… Практически ни один из оборотней не оставил потомства — князь Доброуш был первым. Три сотни лет князья Пустопольские подавляли в себе волчью натуру. Думали совсем избавиться от нее — не вышло. Природа — она мудра. Мудрее всех людей, вместе взятых. Уж ежели ей что-то нужно, она сумеет это сохранить и приумножить.
Сразу вспомнился брат Домагощ и его слова о том, что не все дети, рожденные от мужчин-оборотней, наследуют их дар, но они несут его в крови, чтобы тот проявился несколько поколений спустя. И поэтому не зря именно первенцы наследуют оборотневый дар в полной мере — чтоб наверняка… Ведь второго-то сына может и не быть. Исключением имел шанс оказаться пан Матиуш — он же тоже старший сын. Но от женщины из рода Пустополей. И, судя по тому, что он-то никакими припадками не страдал, на луну не выл и жил обычной жизнью, ему повезло не унаследовать от своего деда, пана Збышека, проклятый дар. Знал ли об этом князь Доброуш, принимая бастарда двоюродной сестры у себя в замке? Наверное, знал.
— Что же теперь делать?
— Витолду — научиться с этим жить. Скажи своему князю, чтобы не боялся. Страх мешает ему. Только страх. Он ведь был у меня, — с неожиданной теплотой прибавила она. — Вот тут сидел, на полу. Дрожал весь… Пусть научится одолевать свой страх, и тогда никакой оберег ему не будет нужен. Сам он для себя оберегом станет. Так и передай!
Я посмотрела на зажатый в кулаке костяной кругляшок.
— Но может быть, все-таки можно что-то сделать?
— Можно. — Знахарка встала и начала шуровать на полках. — На самом деле можно сотворить новый оберег. Но для этого надо убить другого оборотня.
— Витолда?
— Или кого-то еще. По-иному не получится.
Я помотала головой, силясь собраться с мыслями. «По-иному не получится!» Должен быть другой путь! Я должна доказать, что Витолд не опасен. Для этого надо предъявить артефакт. Тот самый, который уничтожил либо Тодор Хаш, либо его отец. Они совершенно спокойны — новый взять просто негде…
Новый… Другой… Не тот…
— Мне домой надо, — сама удивилась, насколько решительно прозвучал мой голос.
— Поешь сначала!
Я не стала спорить — не спеша оделась, добралась до стола, чувствуя, что надо подкрепиться перед дальней дорогой. Опять крапивные щи. Точно такие же, как те, которыми тут потчевали Витолда. Пока я ела, бабка стояла надо мной.
— Отлежаться бы тебе денек-другой, — говорила она. — Виданое ли дело — час как глаза открыла и опять куда-то рвешься. Себя не жалеешь и не ждешь, что тебя кто-то жалеть будет… А впрочем, пусть так и будет, — махнула она рукой, увидев, что ответа не дождется, — только сперва нацежу я тебе отвар девясила. Сейчас кружку выпьешь, да с собой немного дам. Потому как травка сильная, и не таких, как ты, сначала на ноги ставила, а потом с ног валила.
Кружка молока, которую она выставила на стол, исчезла, и вместо нее появилась другая — с терпким темным настоем.
— До капли допей, — распорядилась знахарка. — Вот я еще в мех нацежу. С вином пополам разбавлять будешь. По кружке каждое утро, пока все не кончится. А не то скоро сляжешь, да не скоро встанешь. Поняла?
— Так сопьюсь же! — попыталась возразить, прикинув, сколько в тот мех входит настоя. — Каждый день напиваться…
— С одной кружки доброго вина в день ничего не будет.
Не возражая, выпила весь настой. Горький, но вкусный, явно с добавлением каких-то еще травок, а может быть, и ложки-другой липового меда. Уж больно запах знаком.
После еды захотелось подышать свежим воздухом. Душно и тяжко было в тесной темной полуземлянке. А уж про вонь от старых мешков и сухой травы вообще вспоминать не хочу. Хозяйка перечить не стала — сама распахнула дверь, да еще и придержала, пока я одолевала сходни.
[21]
Выйдя за порог, я невольно сощурилась от яркого света. Начиналось утро, солнце золотистыми искрами сверкало за деревьями, протягивая тонкие лучики. Пели птицы. Пахло травой, землей, цветами и еще чем-то нежным, пряным, вкусным. Несмотря на тревогу, я остановилась, дыша полной грудью. Как же это было здорово после душной полуземлянки с ее спертым воздухом, пропитанным запахами лекарственных трав, дыма, старого тряпья и дрожжей! Прямо как в другой мир попала.
