— А как еще должен одеваться оруженосец знатного господина? — парировал он.
— Вы?
— На сегодня я — ваш оруженосец, ясная панна, и пришел, чтобы не только дать последнее напутствие перед поединком, но и помочь облачиться в доспехи и приготовиться к бою. Кроме того, мне тоже предстоит сегодня сражение.
— Вам? — казалось, удивить меня больше было невозможно. А вот поди ж ты… — Но как и почему?
— Все очень просто. Меня вызвал на поединок брат Домагощ. Так что сегодня почтенные горожане увидят двойной бой — рыцари и их оруженосцы.
— Но разве орденцы могут драться между собой? Есть же закон…
— Как говорят в народе: «Если закон нельзя обойти, это неправильный закон!» В протоколе запишут только, что сражались рыцари и их оруженосцы, ибо являлись людьми благородного происхождения. Ни имен, ни иных званий упомянуто не будет.
Да уж, подобное зрелище встречается нечасто и только на судебных поединках, если перед боем один оруженосец позволяет себе резкие высказывания относительно своего коллеги или противника своего господина. А здесь сыграло свою роль еще и то, что «орлы» с «ястребами» всегда вели войну. И хватило мимолетного взгляда, неосторожного слова, двусмысленного жеста. В обычной ситуации им бы не пришлось скрестить оружие — законы полностью на стороне государственного ордена Орла. Но как оруженосцы своих господ они равны.
За разговором Коршун разложил одежду и доспехи и ловко, как будто занимался этим всю жизнь, принялся за мое облачение.
— Как и все «птенцы» и «слетки», — счел нужным объяснить он, — я долгое время выполнял обязанности оруженосца. Правда, официально «ястребам» запрещено участвовать в турнирах, но мой наставник несколько раз находил возможность обойти королевский запрет, чтобы дать мне возможность попрактиковаться.
— Интересно как? — поинтересовалась я, ныряя в расправленный поддоспешник.
— Есть несколько способов. Самое простое — это выступать под чужим именем, с опущенным забралом, якобы во исполнение обета, данного возлюбленной или своему сюзерену. Иногда помогала самая обычная взятка. А иногда приходилось даже на время становиться мирянином. Это не так трудно, как кажется. Достаточно поменять платье… Теперь кольчугу… Хорошо. В самом крайнем случае можно поступить так же, как я сделал накануне, — спровоцировать вызов на бой.
— Так это вы заставили брата Домагоща сражаться?
— А его и заставлять не надо! — Мой оруженосец преклонил колено, закрепляя поножи. — Достаточно было просто помедлить и не сразу отвести взгляд, когда их белое величество соизволило посмотреть на наше черное ничтожество.
— Вы его ненавидите?
— Помилуйте, Дайна, за что? — Мужчина рассмеялся. — Да, наши ордены не питают друг к другу любви, но враждовать лично с братом Домагощем? Ни-ни-ни! Он сам первый начал! Кроме того, он все-таки моложе меня лет на пятнадцать, если не на двадцать. А я не в том возрасте, чтобы сносить дерзости от таких юнцов.
— А от меня?
— А вы со мной заигрываете? — Он протянул мне подшлемник. — Ясная панна, как это глупо! Я-то думал, вам нравится князь Витолд…
Отвернувшись, закрутила волосы в жгут, чтобы не мешались.
— Это не ваше дело!
— Нет мое. Не забывайте, что я оказался близким родственником обвиняемому. И мне не может быть безразлична его судьба. Между прочим, я наблюдал за… своим племянником издалека, — рыцарь наклонился, обжег щеку шепотом, — и заметил, как он на вас смотрел.
Внутри все сжалось в комок:
— И… как?
— Совершенно ясно — влюблен!
Мне стало дурно. Нельзя такие вещи говорить перед боем. Это ослабляет волю и разум. Хорошо еще, что Коршун не стал меня добивать морально. Проверив крепления там и тут и поддернув края кольчуги и поддоспешника, он отступил на шаг:
— Вы готовы?
Я окинула себя взглядом. Повела плечами, несколько раз взмахнула руками, повернулась туда-сюда всем корпусом, проверяя подвижность, сделала пару наклонов в разные стороны.
— Ваше слабое место — ваши ноги, — сухим деловым тоном заговорил Коршун. — Вы прекрасно знаете, что стоять можете только на одной из них. Поэтому, хоть это и трудно, придется занять наиболее выгодную позицию и стараться не отступать, как бы противник ни пытался заставить вас маневрировать. Никакой беготни по ристалищу. Никаких чудес и боевых приемов. Я уж не говорю о том, чтобы лягаться!
— Я не кобыла.
— Рад это слышать. Тем более что правилами подобных поединков такое поведение запрещено. В общем, стойте! Стойте до последнего. Это трудно. Но возможно.
— Я уже как-то раз дралась с Тодором Хашем. И держать строй умею. Так что не волнуйтесь за меня!
Коршун вдруг притянул меня к себе и отечески чмокнул в лоб.
— Я спокоен, как мертвец, — заявил мой оруженосец. — Волноваться за вас будут другие!
Подобрав оружие, мы вместе направились к месту поединка. По дороге к нам присоединились четверо городских стражников, составлявших не то почетный караул, не то конвой.
С Тодором Хашем мы вышли из дверей практически одновременно. Его сопровождали брат Домагощ в белых церемониальных доспехах и другая четверка стражников. М-да, если поставить «орла» и «ястреба» рядом, контраст станет только сильнее. Белое и черное. Молодость и зрелость. Красота и… хм, сила.
На площади перед ратушей не то что яблоку — вишне негде было упасть. Народа собралось столько, что страже копьями пришлось прокладывать для нас дорогу до ристалища. Громкие крики, свист мальчишек и женские восторженные возгласы сопровождали всю дорогу. В нас летели ленты, цветы. Столько цветов лично я не получала за всю жизнь.
Ристалище представляло собой утоптанную часть площади, обнесенную невысокой оградой, вокруг которой столпился народ. В первых рядах, конечно, шляхта. Простые люди теснились позади. На нескольких подводах, поставленных тут нарочно, сидел народ. Отцы повыше поднимали детей, чтобы было лучше видно. Не все точно знали подробности — из-за чего это вдруг объявили поединок, и я краем уха слышала самые смелые и бредовые предположения, вплоть до того, что я — незаконная дочь прежнего князя и таким образом заявляю свои права на титул.
Рядом возвышался помост, сколоченный заранее. Сейчас его обтянули полотном, устроили что-то вроде навеса, под которым располагались кресла для знатных зрителей. Мы с Тодором одновременно, переступив границу, подняли на него глаза.
Тут были пан Вышонец и члены магистрата, присутствовавшие вчера на судилище. Рядом стояли «орлы» — тоже в ярко-белых сверкающих доспехах и длинных плащах до пола, величественные и прекрасные. Немудрено, что все их так любят! Не удивило присутствие княгини Эльбеты и милсдаря Генриха Хаша. Еще бы — сегодня на кон было поставлено слишком много, чтобы оставаться в стороне. Присутствовала тут и мать Любана, растерянно посматривавшая то на своего бывшего жениха (как-никак его сын обвинял ее родного племянника!), то на самого Витолда.
