— Ну, как вас зовут? Ведь не «ястребом» же.
— Конечно нет, — истребитель нечисти отвернулся и уставился на огонь. — Приходя в орден, мы отрекаемся от своего прошлого и от своих имен. Это часто практикуется в сектах и никого не удивляет. Свои имена мы оставляем только для внутреннего употребления. Покидая Гнезда, мы становимся «ястребами» или кем-то еще, но не Раймонами, Вацлавами, Збышеками и так далее. Зовите меня Коршуном.
— О! — меня удивило это открытие. Про орден Ястреба в народе мало что знали доподлинно, питались слухами и сплетнями, распространяемыми «орлами». Эти, кстати, своих имен не скрывали. А вот чтобы из первых уст…
— А моего напарника по молодости лет можно звать Тювиком. Среди нас есть Тювики, есть Ястребы-Перепелятники, есть Тетеревятники… Зовите его Тювиком, он не обидится.
Я покосилась на собеседника. Да, надо признать, что прозвище Коршун ему подходит. Этот нос так походил на клюв хищной птицы, а еще в сочетании со светло-карими, почти желтыми глазами…
— А почему именно так, а не как-то иначе?
— Коршуны знают магию, — объяснил он. — Тювик — молодой, только-только оперившийся Ястреб, который проходит обучение у Коршуна. Поэтому мы всегда ездим парами — Коршун и Тювик. Еще вопросы будут?
— Ну, — сначала действительно не хотелось разговаривать, но раз у рыцаря такое настроение, почему бы не спросить, — на войне бывало, что некоторые «ястребы» сражались и на стороне врага. Король даже особым указом объявил всем амнистию, ибо истреблять расплодившуюся за эти годы нечисть и нежить оказалось важнее. А…
— Я? — Он усмехнулся и подкинул в костер еще пару сучьев. — Я как раз и попал под амнистию, — Коршун посмотрел на мое лицо и добавил, догадавшись о следующем вопросе: — Причина самая простая — деньги.
— Что?
— Наш орден полулегальный. «Орлы» — они состоят на службе у государства, им платят из королевской казны. Кроме того, стать «орлом» почетно, это дает определенные привилегии перед законом, и многие отпрыски знатных родов мечтают получить белые плащи. Приходя в орден, они платят большой вступительный взнос деньгами или недвижимостью — чаще всего это замки, поместья, доходные дома в крупных городах. А мы вынуждены сами зарабатывать себе на хлеб. Мы — конкуренты «орлов». А у нас народ неохотно платит за то, что можно получить задаром, поэтому «ястребов» не любят. А самое главное, — он подмигнул, — мы не платим налоги! И когда лично мне предложили кругленькую сумму в пятьдесят злотых за год, я согласился.
— Предать свою страну?
— За большие даже для Коршуна деньги, заметьте! Или вы из тех наемников, которые сражаются только за идею?
Пришлось проглотить оскорбление. Хотя он прав — мне позарез нужны эти восемьдесят злотых. Я даже мысленно сравнила мой предполагаемый гонорар с тем, что предлагали враги этому рыцарю, и порадовалась тому, что не продешевила.
— Но если дела обстоят так, почему же к вам обращаются с заказами? — Орден Ястреба действительно пользовался популярностью в народе. Более того, у многих простых людей даже сложилось мнение, что лучше один «ястреб», чем стая «орлов». — Вы зарабатываете деньги, и…
— И работаем на совесть! Нам передали приказ очистить Пустополь от волкопсов. За самку мантихора, не говоря уж об остальных тварях, нам могут и не заплатить, но пройти мимо и не уничтожить чудовищ мы не имеем права. «Орлы» только истребили бы волкопсов и уехали. А на вопрос, как быть с гнездом мантихор, из Гнезда пришел бы ответ: «Пришлите новый запрос, и ваша заявка будет рассмотрела надлежащим образом!» — а за это время расплодившиеся мантихоры могли бы и укусить кого-нибудь. Так что в следующий раз люди трижды подумают, кому и сколько платить.
— А оборотень?
— Про оборотня мы узнали только здесь, от милсдаря Генриха Хаша. И, насколько я понимаю, волкопсы были всего лишь прикрытием, а главная проблема — он. Но сидеть сложа руки в ожидании полнолуния мы не станем, а вместо этого пока потратим время на зачистку окрестностей. Это наша работа, и, как это ни банально звучит, мы ее любим. А вы? Любите свою работу?
Я посмотрела на спину Витолда, который с увлечением что-то лепил из куска глины, время от времени смачивая пальцы водой из реки.
— Не знаю.
Мне в самом деле ни разу не приходилось задумываться над тем, люблю ли я то, чем занимаюсь. Ясно же, что войну никто не любит — кроме тех, кому доставляет удовольствие сам процесс убийства и возможность обогатиться за чужой счет. Я сражалась потому, что на нашу землю пришел враг, даже особо не задумываясь, почему он пришел. Просто у отца не было сыновей, а моих сестренок и маму должен был кто-то защищать. Я не знаю, из-за чего началась та война. Это дело королей и герцогов — отвечать на такие вопросы. Мы были простой пехотой. Нам говорили: «Вперед!» — и мы шли. Убивали и умирали, отдыхали после боя — и снова кидались в бой. Порой усталые и злые, порой счастливые и веселые. Но мы не любили свою работу. Мы ее просто делали. А сейчас…
— Ой!
Испуганный крик. Плеск воды.
Коршун оказался на ногах мгновенно, как подброшенный. Вскочили гайдуки. Даже успевший задремать паж поднял сонную голову. Мне копошиться, пытаясь встать, пришлось дольше всех. Но все-таки я успела увидеть, что князь как-то странно сползает по берегу к воде, изо всех сил упираясь ногами, а его словно что-то тянет в реку.
Мужчины подоспели первыми. Гайдук замахнулся мечом, но Коршун перехватил его руку:
— Держись подальше! Промахнешься — и меч потеряешь, и сам туда же отправишься!
Оттолкнувшись костылем, я наконец подоспела к остальным. Несмотря на отчаянное сопротивление, Витолда утягивало в реку — уже и сапоги были в воде. Он цеплялся одной рукой за росший поблизости кустарник, в то время как его вторую руку, словно корни, оплели тонкие пальцы, в темноте кажущиеся белыми. Гибкое, словно лишенное костей тело, больше похожее на тело угря с длинными волосами и парой рук, извивалось на мелководье. Слышались шлепки, плескалась вода. На моих глазах еще два таких же бледных гибких тела поднялись с глубины.
Не знаю, что мною двигало в тот момент, но я подскочила и, схватившись за росший на берегу куст, со всей силой ударила в бледное тело протезом.
— Аш-ш-ш!
Тварь вскинулась — протез попал ей точно между лопаток. Она задрала голову — вытянутое лицо, распахнутые челюсти с кривыми зубами, плоский нос, выпученные глаза, лишенные бровей и ресниц. На шее под волосами заметны какие-то полосы, словно следы от когтей.
— Сш-ш-ш…
Я ударила второй раз, метя в это лицо. Опять деревяшкой. Был миг ужаса, когда подумалось — вот сейчас лоскотуха поймает ее зубами, дернет, как собака, и я шлепнусь навзничь, лишившись опоры. Но повезло — нежить чуть пригнулась, и вместо раззявленного рта протез попал ей в лоб.
— Давай! Бей!
Приказ Коршуна придал сил и заглушил ростки паники. Я ударила в третий раз, уже наотмашь, отвешивая противнице что-то вроде оплеухи. Голова ее дернулась, клацнули друг о друга зубы. Выпустив свою жертву, она нацелилась на меня — поднырнула под деревяшку, обхватила щиколотку обеими руками…
