— Ох, я его никогда не видела! — ответила та. — Слышала лишь, что артефакт обладает большой силой и как-то связан с родом князей Пустопольских. Та ведьма избрала панну Любану наследницей этой силы.
Девушка решила, что замужество и семейная жизнь не для хранительницы столь важной для ее рода вещи. Она приняла решение уйти от мира, чтобы в тиши монастыря беречь этот артефакт. Будь она постарше, когда взяла на свои плечи эту ношу, не будь влюбленного Генриха Хаша и не живи в ее собственном сердце ответное чувство к юноше, она бы, возможно, осталась в замке и заняла место старухи. Ее все любили, ее звонкий голосок и смех оживляли эти стены. Без Любаны сразу стало пусто и холодно, когда она переселилась в монастырь. И все байки и сплетни об оборотнях снова обрели силу. Загадочные смерти трех первых жен князя Доброуша только усилили их. Доходило до того, что говорили о проклятии, висящем над родом, и о том, что женщины были принесены в жертву злым силам. И лишь с появлением Агнешки в замке словно стало светлее. Немудрено, что за девочку так переживали.
А что до Генриха Хаша, то он сгоряча тоже чуть было не отрекся от мира и не стал монахом в соседнем монастыре. Его еле отговорили отец и сам княжич Доброуш. С того времени и взяла начало их дружба.
— Значит, матушка настоятельница — колдунья? — поинтересовалась я.
— Да. Только тихо! — Госпожа Мариша зорко огляделась по сторонам. — Она этого слова не терпит.
Да, такое бывает. Мне самой видеть раньше не доводилось, но слышала от других, что, хотя колдовство не запрещено законом, многие колдунов недолюбливают. Особенно колдуний-женщин. Тем две дороги — в знахарки, вроде бабки Одоры, или в монастырь. В самом крайнем случае, если очень повезет, можно стать «орлицей» в ордене Орла. Не желаешь заключить свой дар в стенах монастыря — рано или поздно закончишь жизнь на костре.
Интуиция подсказывала запомнить все это. В конце концов, война стодвадцатилетней давности, во время которой мой прадед получил из рук короля в качестве награды меч, началась именно за обладание неким могущественным артефактом. Кроме того, неплохо бы заручиться помощью и поддержкой матери настоятельницы: как-никак я охраняю ее племянника. Призвав на помощь магию, она могла бы подсказать, откуда исходит опасность. Ну, или хотя бы помочь с охранными чарами.
Я еще ломала голову над тем, как подобраться к бывшей княжне, которая явно за что-то меня невзлюбила, когда дверь приоткрылась и одна из сопровождавших настоятельницу монашек высунула наружу свой тонкий костистый нос.
— Ваше сиятельство, вас просят, — обратилась она к пани Эльбете.
Женщина уже немного успокоилась и стояла на пороге, сцепив руки на груди и уйдя в молитву. Чтобы она очнулась, пришлось взять ее за локоть и буквально втащить в комнату. Любопытная пани Бедвира подставила ей плечо с другой стороны и протиснулась следом.
Там оцепенение с княгини как рукой сняло. Агнешка полулежала на постели среди подушек и одеял и смотрела на нее:
— Мама…
— Девочка моя! — крикнула пани Эльбета и ринулась к дочери, едва не сбив с ног вторую монашку. Та лила воду на подставленные руки матери-настоятельницы.
— Осторожнее! — прикрикнула колдунья. — Она еще слишком слаба.
На тыльной стороне запястий и лбу девочки были заметны полустертые знаки, нарисованные красно-бурой краской. В воздухе пахло травами и чем-то смутно знакомым. До меня не сразу дошло, что это. Странная краска, издававшая запах, оказалась кровью.
Витолд стоял с другой стороны постели. Он был без камзола, рукава рубашки закатаны до локтя. Мужчина крепко сжимал левой рукой правое запястье. «У него брали его кровь для обряда!» — мелькнула догадка. Заметив мой взгляд, князь улыбнулся как-то смущенно и неуверенно.
Пока никто не прогонял, тихо подошла поближе. Княгиня Эльбета уже успокоилась и сидела на постели дочери, гладя ее по волосам. Девочка снизу вверх внимательно смотрела на мать.
— Бедная моя малышка! Как же ты меня напугала, — говорила женщина. — Ты хоть понимаешь, что ты чуть было не натворила?
Агнешка хлопала глазами.
— Не ругай ее сильно, — вступилась настоятельница. — Ей и так здорово досталось. Кто бы мог подумать!.. Действительно та же кровь, ничего не скажешь!
Странные речи. У брата и сестры должна быть одна и та же кровь, разве не так?
— Что же с тобой произошло? — спросила мать у дочери.
— Не знаю, — ответила девочка тихим голосом. — Я просто хотела уйти далеко-далеко. Я не хочу замуж за Тодора Хаша! Он мне не нравится…
— Опять ты за свое! — не сдержалась мать. — Уж позволь тебе, милая, напомнить, что я все делаю ради твоего же блага! А ты платишь мне такой неблагодарностью.
— Не ругай ее! — повторила настоятельница.
— И правда, матушка, сколько можно? — подал голос Витолд. — Я поклялся, что и словом не обмолвлюсь о том, что случилось, если Агнесса найдется.
— Извини, — княгиня погладила дочь по голове. — Я просто очень сильно за тебя испугалась! Но ты убежала из дома!
— Да, — вздохнула девочка. — Мне хотелось уйти далеко-далеко, где меня будут понимать. Где я буду… ну… не знаю…
— Свободной? — неожиданно подсказала настоятельница.
— Наверное, — кивнула Агнешка. — Я тогда об этом не думала. Я просто бежала куда глаза глядят. Я даже подобрала какую-то палку и решила, что буду драться, если меня начнут преследовать. Я бежала, бежала… Сама не помню, как так получилось, — она потерла рукой лоб, внимательно посмотрела на испачканные подсыхающей кровью брата пальцы. — Опомнилась только в лесу. Как будто меня туда перенесло волшебной силой.
— Ты испугалась? — мягко спросил Витолд.
— Не-а. — Девочка улыбнулась и неожиданно облизала пальцы. — То есть сначала испугалась, а потом успокоилась. Я же попала, куда хотела! Пошла по лесу. Там было так хорошо… Я даже пела и танцевала на ходу. Все шла и шла, сама не помню куда… А потом завыли волки. И я пошла к ним.
— К волкам?
— Да. Только я не сообразила, откуда доносился вой, и заблудилась. Они перестали выть, а я все шла и шла… Даже звать их попробовала.
Витолд резко сел — чуть не упал на край постели.
— Как? — выдохнул он. — Звала?
— Ага, звала. Вот так. — Девочка вытянула губы трубочкой и тоненько завыла: — Уу-у-у-у… Только они не отозвались! И вот тогда мне стало страшно. Я стала кричать, чтобы пришел хоть кто-нибудь. Кинулась бежать. А потом… — она нахмурилась, прикусив губу, — потом не помню. Помню только, что мне стало очень больно. Я упала и… и все…
В комнате повисла тишина. Взрослые, обступившие постель ребенка, переглядывались с недоверием и страхом. Я, ничего не понимавшая, чувствовала себя лишней. Три княгини — бывшая, настоящая и будущая — и один князь были объединены общей тайной, которую посторонним знать было нельзя.
