Махнув рукой, она озабоченно глянула на циферблат дорогих часов, подскочила с места:
– Все, я поехала, Сань! Деньги я там, на прежнем месте оставила, в комоде! Если Кирюша вдруг позвонит, привет ему передавай, да не вздумай его теми взятыми деньгами упрекнуть!
– Он не позвонит, мам.
– Ой, да поглядим еще… Кирюша наш характером не орел, а Москва, она слезам не верит, хоть и позвали его на эту, как бишь ее…
– «Стройку любви».
– Ну да, ну да. Пусть себе строит, жалко, что ли. Лишь бы строилка не износилась.
– Ма-ам…
– Не мамкай! Все будет хорошо, и ты у меня с газоном и с гамаком будешь… Все, доча, я поехала!
Послав ей из прихожей воздушный поцелуй, мама захлопнула за собой дверь, громко застучала каблуками к лифту. Было слышно, как открылись его двери, потом закрылись, и… снова обрушилась тишина. Противная, до звона в ушах. Надо же, никогда не замечала, что тишина может быть такой тягостной.
Надо разбавить ее чем-нибудь. Телевизор включить, что ли…
Нашла глазами пульт, нажала на кнопку включения. О-па! Аккурат и попала на «Стройку любви». Ну да, Кирюша всегда в это время дневной выпуск смотрел…
Осторожно присела на самый краешек дивана, всмотрелась. За окном взвизгнула машина, и вздрогнула, будто ее застали за неприличным занятием. Так, ладно, что там у них…
Две девицы на экране сидели за большим столом, отчаянно переругивались. Ничего себе такие девицы, с виду довольно симпатичные, одна брюнетка, другая блондинка. Брюнетка была побойчее, видно, сама нарывалась на скандал:
«– Ты думаешь, если волосы нарастила, то теперь тебе все можно, да? Кому ты нужна, лахудра? Да тебя выгонят на первом же голосовании!
– Сама ты лахудра, и это тебя выгонят! – с удовольствием подхватила блондинка. – И не завидуй моим волосам, завидовать надо молча!
– Это меня – выгонят? Да скоро приход новых пацанов будет, вот там и посмотрим, кого выгонят!
– А ты думаешь, пацаны к тебе придут, да?
– А ты думаешь, к тебе?»
Захотелось громко рассмеяться, слушая этот немудреный диалог, но вдруг ворохнулась внутри догадка: это каких же таких «пацанов» они ждут… Это Кирюшу, что ли?! О господи…
Рука сама потянулась за пультом, нажала на кнопку, экран всхлипнул голосами девчачьего спора и погас, и снова на голову обрушилась тишина. Ладно, пусть лучше тишина будет. В конце концов, можно просто музыку включить… Или лучше сесть да позаниматься – через три дня как-никак первый экзамен?
Нет, заниматься она сегодня точно не сможет. Лучше завтра, с утра… Или все-таки взять себя в руки…
Сомнения решила призывная трель мобильника, и она ринулась на нее со всех ног. Где, откуда звонит?.. Ах да, из сумки…
Звонил отец. Голос в трубке звучал деловой озабоченностью – даже поздороваться забыл:
– Санечка, у тебя не найдется в хозяйстве дорожной сумки? Кате надо утром выезжать, хватились, а ничего подходящего нет! Не с пакетами же в дорогу…
– Есть, пап! У меня есть и сумка, и чемодан!
– Тогда я сейчас к тебе… За сумкой…
– Пап, да я сама к вам приеду! Ждите! Я все сама привезу!
Нажала на кнопку отбоя, тут же радостно полезла на антресоли за сумкой. Все-таки хорошо, когда в минуту печали какое-то дело находится. Тем паче дело доброе. Хотя, может, минута печали тут вообще ни при чем. Наверное, у каждого человека, пристроенного к доброму делу, резко возрастает самооценка и, как следствие, образуется во всем организме небывалая резвость. Даже лифт не стала ждать, поскакала весело вниз по ступенькам, размахивая пустой дорожной сумкой. И нужная маршрутка выскочила из-за угла, как по заказу, и водитель привередничать не стал, сразу притормозил, среагировав на ее призывно-просящее пританцовывание.
– Ой, Санечка, как же мне неловко, что Ленечка вас обеспокоил… – встретила ее в дверях Катя, нервно вжимая ладони одну в другую и краем глаза косясь на сумку. – А я, знаете ли, забегалась и даже не подумала, что ведь сумка нужна… Непривычно мне в дорогу собираться, я ведь никогда из своего города не уезжала, и отпуск всегда на даче…
– Вот, Катя, возьмите, – протянула ей сумку и вдруг брякнула ни с того ни с сего: – Только потом верните, пожалуйста, потому что она мамина!
Оп… Как же так получилось неловко – вовсе ничего каверзного в мыслях не было! Только сама по себе глупая констатация факта, что «сумка мамина», вспыхнула меж ними костерком обоюдного смущения, да таким сильным, что обе одновременно сдвинулись с места и, нелепо улыбаясь, затолклись в узком коридорчике, пытаясь пройти в комнату.
– А я вот тут… Вещи Тимошины разложила… Не знаю, что взять… – вяло произнесла Катя, показав рукой на диван, и тут же спохватилась неуклюже: – Ой, я сейчас уберу, а то вам и сесть некуда…
– Санечка, привет! – раздался за спиной жизнерадостный голос отца. – А я на кухне картошку жарю, даже и не слышал, как ты пришла! Хочешь жареной картошки? Пойдем, не будем Катюше мешать… Она и так перенервничала с этими сборами… Представляешь, завтра с утра сначала в больницу, потом прямо из больницы в аэропорт, Тимошу на «скорой» повезут… А в Москве у них только три часа в запасе между рейсами. Волнуется, конечно, она ж не летала никогда…
– Все будет хорошо, Кать! – тронула она ее за локоть, пятясь из комнаты на кухню. – Вот увидите, все будет хорошо…
На кухне отец усадил ее на хлипкий пластиковый табуретец, неуклюже пошуровал деревянной лопаткой в сковородке.
– Вроде готова… Сейчас ужинать будем, Сань.
– Пап, только мне совсем чуть-чуть… Я на диете.
– Как скажешь, дочка.
Картошка оказалась невкусной – пахла дешевым подсолнечным маслом. К тому же попадались непрожаренные ломтики, жевать их было совсем уж неприятно. Зато отец поглощал свою порцию с завидным аппетитом, если не сказать – с жадностью. Она никогда раньше не видела, чтобы он так ел… По крайней мере мамину еду всегда жевал довольно равнодушно, особо не разглядывая, чего там ему в тарелку положили. А мама, между прочим, очень вкусно готовила! Баловала их разносолами – не чета этой замухрышистой картошке…
Отец вдруг поднял от тарелки голову, посмотрел так, будто ожегся об ее грустное недоумение. И сразу стал похож на благородного, но выброшенного из дома и расхристанного бродячей жизнью спаниеля, которого обязательно хочется хоть как-то приласкать. Даже рука задергалась, так захотелось! Но ведь не будешь и впрямь… ему за ухом чесать. Он уже большой мальчик. Вон семью новую завел. Самостоятельный, стало быть, спаниель. Из дома не выброшенный, а сознательно его покинувший. А что смотрит с такой виноватостью… Что ж, наверное, так и должно быть. Сейчас еще и свой коронный вопрос задаст – как там мама?
– Как там мама, Сань?
– Да нормально, пап.
