– Всё просто, как прямой правый в голову.
Человек видит одиноко стоящий стул, и подсознательно вспоминает сказку: «Сяду
на пенек и съем пирожок!» Он растроган. Все его детские воспоминания
пробуждаются. На глазах – слезы. У него появляется непреодолимое желание сесть
на стул и купить двойную порцию пельменей.
Юмор Митина понимала плохо. Он был ей не
нужен, как лысому расческа. Чем буквальнее мышление, тем короче путь к карьере.
– Болван! – сказала Митина, сердитым
толчком загоняя стул на место.
«Звездный пельмень» работал круглосуточно, с
небольшим техническим перерывом с 4 до 5 утра, когда мылся зал. Смена Мефа
заканчивалась в девять вечера. Можно было, конечно, освободиться и раньше, но
он не любил начинать работу слишком рано, поскольку просыпался плохо и долго
раскачивался. Когда же нужно было встать на рассвете, приходилось прибегать к
мерам чрезвычайным. Будильников у Мефодия было три – все разного размера и
разной степени писклявости. Он ставил их на разное время с интервалом в
десять-пятнадцать минут, и, гоняясь за ними, постепенно просыпался.
Наконец избавившись от фартука, Меф бросил его
в бак для стирки и взял себе бесплатный обед, полагавшийся ему как сотруднику.
Кофе в стакане у Мефа подозрительно пенился и
имел мыльный вкус. Меф посмотрел на Памирджанова, стоявшего с подчеркнуто
честным лицом.
– ТЫ? – спросил Меф.
Большой мягкий нос Памирджанова стал еще
честнее. Теперь это была сама статуя правды, помноженная на бюстик совести.
– Где я? – испугался он, опуская голову и
глядя сам на себя как на нечто постороннее. – Это не я!
Меф поменял себе кофе и, взяв поднос, подсел
за столик к Даф. Дафна была не одна. Рядом статуей Геркулеса застыл Маркелов.
Он был уверен, что девушки должны по умолчанию влюбляться в того, кто занимает
больше места в пространстве и при погружении в ванну вытесняет больше воды.
– Мне Петя только что рассказывал. Правый
бицепс у него сорок пять, а левый сорок три! – общительно сказала Дафна,
заметив, что Меф и Маркелов поглядывают друг на друга как два молодых петуха.
– Что, серьезно? – спросил Меф.
Маркелов самодовольным кивком подтвердил, что
всё так и есть.
– Безобразная диспропорция! – ужаснулся
Буслаев. – Если бы у меня было так, я бы помалкивал и тихо сидел в
спортивном зале, забившись в самый темный и непроветриваемый угол. Сорок пять и
сорок четыре – это еще куда ни шло, но сорок пять и сорок три – это патология.
Маркелов забеспокоился.
– Врешь! Ничего не видно!
– Мне-то нет. Я человек темный. Но некоторым
нашим посетителям бросается в глаза. Они по-дурацки ржут и, когда ты
отворачиваешься, показывают пальцами, – сказал Меф.
Маркелов недоверчиво хмыкнул, но
самоуверенности в нем поубавилось и, потоптавшись минуты три, он улизнул в
туалет сравнивать бицепсы перед зеркалом.
– Ты живешь с матерью и дядей? – спросила
Даф.
– Откуда ты знаешь? – удивился Меф и тотчас
сам догадался: – А, ну да! Митина! Болтун – находка для шпиона!
Сравнение Дафне не понравилось.
– Тут явный симбиоз. Скорее уж шпион – находка
для болтуна, – уточнила она.
– Так Митина?! – спросил Меф.
Даф боязливо промолчала, зная, что иначе это
обернется для нее потемневшим пером.
– Учишься где-нибудь? – продолжала
расспрашивать Дафна, исследуя границы новых воспоминаний Мефа. Если не было
резиденции, логично предположить, что не было и Глумовича.
– Учился. Последние классы закончил
экстерном, – сказал Меф неохотно.
«Все ясно. Редактировать воспоминания всему
классу наши не стали. Ограничились Мефом, Эдей и Зозо», – сообразила
Дафна.
– Поступаешь куда-нибудь?
– Да. В этом году.
– Куда?
– На биологический, в МГУ.
У Дафны мгновенно выстроилась связь: «Троил –
Эдемский сад – биология».
– А если провалишься?
– Провалюсь – придется идти на платное, –
сказал Меф, слегка морщась.
– Платить будешь сам?
– Ага. Я трудоголик. С двух лет оплачиваю все
счета за игрушки, кефир и зубную пасту, – сказал Меф.
Шутить-то он шутил, но Даф отлично знала, что
Меф всегда помогал Зозо. Когда играешь в теннис жизни, всегда надо возвращать
шарик благодарности тому, кто тебе его послал. Если будешь прятать шарики в
карманы, вскоре нечем будет играть. Тот, кто умеет только сжимать ладони, не
умея разжимать и отдавать, никогда не уплывет дальше гавани. Кулаком вода не
загребается.
Как-то само собой случилось, что к метро они
пошли вместе, продолжая разговаривать.
В «Звездном пельмене» было шумно. За стойкой
призывно полосатились фирменные рубашки. То и дело доносились возгласы: «Касса
свободна!» и «Приходите еще!»
Внезапно к равномерному чавканью пельменниц
примешался посторонний звук. Это Митина, не ушедшая до сих пор домой,
неожиданно для себя стукнула ладонью по противню с пельменями. Во все стороны
брызнул фарш.
«Плевать! Какое мне до них дело? Это быдло!
Рабочий скот! Бабочки-однодневки! Кружатся, болтают, провожают друг друга и
никогда ничего не достигнут!» – подумала она, глядя на Мефодия и Дафну,
проходивших снаружи мимо зеркальной витрины. Похоже было, что эти двое нашли
друг друга.
Митиной стало досадно. Захотелось плакать и
размахивать табуреткой, проламывая головы этим чавкающим, жвачным животным за
столиками, которые целый день, конвейером, сменяли друг друга, никогда не
заканчиваясь. Почему одним всё дается сразу – любовь, радость, а другие должны
прогрызать себе дорогу зубастым и сердитым честолюбием?
О том, что можно просто и искренно любить саму
жизнь и всех людей, и тогда радость придет сама собой, Митина как-то никогда не
задумывалась.
Карьера и рост – путь наш прост.
Глава 7
Чимо де Данни
Тайна искусства – в воспроизведении самых
первоначальных и непосредственных ощущений и впечатлений.
А. Воронский
