– Нет тут никакой улицы! – огрызнулась
Ирка. – У меня вообще такое ощущение, что Москву построили кому-то назло!
– Кому назло? – не понял Антигон.
– Мне!
С Иркой часто так бывало: скажет глупость – и
тотчас бывает наказана. Вот и сейчас она проходила мимо стока для дождевой
воды. Решетка была продавлена колесом неудачно проехавшего грузовика. Ирка,
имевшая звездочетскую привычку не смотреть под ноги, наступила на пустоту.
Падение длилось всего одно мгновение, а ступни уже встретили дно. Яма оказалась
глубиной примерно по пояс.
Не успела Ирка обрадоваться, что дешево
отделалась, как кто-то яростно вцепился ей в ногу. Боль была обжигающей, но всё
же Ирка испугалась не раньше, чем, рванувшись, вылезла на поверхность. На ее
голени висело мерзкое существо, покрытое короткой сальной шерстью. На макушке у
существа были желтоватые недоразвитые рожки. Голова откидывалась точно на
шарнире.
Ирка растерялась. Призвать копье она не
догадалась. Вместо этого она вопила и бестолково дергала ногой в надежде, что
странное существо отцепится как-нибудь само собой. Антигон оказался значительно
сообразительнее. Он прыгнул на спину жуткого создания и большими пальцами
деловито нажал за ушами.
– А ну открыл рот, кому говорят! Не бойтесь,
хозяйка, это всего лишь хмырь! – пояснил он.
Существо поневоле разжало челюсти, яростным
рывком выкрутилось и, пожелав Антигону с-с-с-сдох-х-хнут-тть, нырнуло в провал.
Не тут-то было! Упорный Антигон ласточкой прыгнул следом, настиг и вцепился.
Там в склизкой темноте, на гнилых прошлогодних листьях, завязалась короткая
яростная борьба. Закончилась она полной викторией кикимора.
Не прошло и минуты, как он показался из ямы,
перепачканный, с прилипшим к носу обрывком газеты, но довольный и
победительный. За собой он волок хмыря, гибкие руки которого были без
сантиментов завязаны морским узлом, а в открытый до предела громадный рот
вставлена пустая пивная банка, найденная там же, в яме. Надо отдать ему
должное, даже в таком тактически невыигрышном состоянии хмырь пытался с
ненавистью мычать, ругаться и плеваться.
– В человеческом мире этой дряни быть не
положено! Неплохо бы его того… в кислоте растворить! А, гадкая
мерзайка?! – предложил Антигон.
– Почему в кислоте? – удивилась Ирка.
– Да, окромя кислоты, ничем это чудо огородное
не проймешь. Разве только вашим копьем. А так хоть картечью стреляй: любая рана
за пять минут зарастет, – со знанием дела сказал кикимор.
Хмырь замычал и принялся выплевывать банку
вдвое яростнее. Заметно было, что упоминание кислоты его не вдохновило.
– Что, не нравится? Вот и сидел бы тихо в
своем люке, сволота лубочная! Нечего зубусы было распускать! –
восторжествовал Антигон.
Ирка наклонилась и задрала штанину, не без
страха взглянув на ногу. Рана была серьезной, с четко отпечатавшимися зубами.
Всё же валькирии повезло. Джинсы заставили зубы хмыря соскользнуть и помешали
ему вцепиться глубже. В результате получился скорее сдавленный прикус-ушиб, чем
режущий укус.
– Отвратная нога! Без-зобраз-зная, гряз-зная,
кривая! Мерз-з-кий вкус-с-с! Тьфу! Я чуть не подох-х-х! – пролаял хмырь,
наконец выплюнув банку.
Антигон поднял ее, осмотрел и затолкал вновь,
на этот раз глубже. Ирка ощутила острую обиду. Теперешние ее ноги были
совершенно нормальные, даже красивые, но нежить хорошо знает, чем кольнуть. У
созданий мрака на скрытые комплексы нюх, как на падаль. Они их чуют и
моментально начинают отрывать лапами. Чем глубже зарываешь, тем энергичнее
раскапывают, поскуливая от нетерпения, и лишь когда совсем расслабляешься и
перестаешь прятать, как Улита свою полноту, беспомощно отбегают в сторону,
попросту переставая видеть.
Так устроено зрение мрака, что видит только
родственное себе – пятнышки гнили, слабости, любое место, в которое можно
ударить. Моряк издалека видит лишь моряка. Летчика же не заметит и в трех
шагах, разве что он будет в форме.
Своими комплексами Ирка внутренне, сама того
не подозревая, сближалась с… Петруччо Чимодановым. Когда Чимоданова
фотографировали, он специально кривлялся и корчил рожи, чтобы доказать сам
себе, что абсолютно безразличен к своей внешности. Другим он это успешно
доказывал, а вот себе нет.
– А зачем тогда кусал, если ноги
страшные? – спросила Ирка.
Хмырь перестал выплевывать банку. На его
плоском лице отразилось, что он и сам этого не знает. Появилась в поле зрения
нога, он и тяпнул.
– Даю клятву валькирии, что отпущу тебя, если
ты ответишь мне… ну скажем, на четыре вопроса, – предложила Ирка с
опрометчивым великодушием. – Согласен?
Хмырь закивал так торопливо, что круглая голова
заметалась на жирных плечах, как бильярдный шар. Ирка даже забеспокоилась, не
собирается ли он таким образом покончить с собой, свернув себе шею. Перестав
болтать головой, хмырь с необычайной ловкостью вскинул вверх кривую ногу и
пошевелил длинным и цепким большим пальцем, поджав остальные.
– Что это значит? – не поняла Ирка.
– Это значит «раз»! Ваше «согласен?» тоже было
вопросом. Ишь ты, арифмометр собачий! – с невольным восхищением пояснил
Антигон. – Зачем вы поклялись, жуткая хозяйка? Не надо ничем клясться! Кто
много клянется – тот потом себя клянет!
– Не вмешивайся! Я хочу узнать, что он тут
делает! – сказала Ирка.
– Вы что серьезно, хозяйка? Разве можно ему
верить? Надует! – возмутился Антигон, выдергивая изо рта кикимора
банку. – Эй, ты! Вынь ватные палочки из ушей и слушай меня внимательно! Я
сам чуток нежить и вашу породу знаю! Если не то, что ложью пахнет, но хоть
тенью лжи – вместо башки у тебя будет расти моя булава. Намек был достаточно
тонким?
Хмырь с ненавистью покосился на Антигона и
прошипел в лицо Ирке:
– Вы обещ-щ-щали! Я ф-фсе с-с-слыш-ш-шал!
– И мою клятву ты тоже слышал? А чем же я,
интересно, клялся? Твоим скальпом? – поинтересовался Антигон, красноречиво
покачивая булавой на кистевом ремешке.
Хмырь заглох, устремив на булаву внимательные
зрачки.
– Вопрос первый из трех оставшихся. Что ты
делал в человеческом мире? – озвучила Ирка.
– Ис-с-скал! Вс-с-се наш-ши пос-с-сланы
ис-с-скать! Проч-чесать Верх-х-хнее Подземье! Там внизу ф-фсе з-з-злы, оч-чень
з-з-злы! Если не найдем, ф-ф-фсем будет плох-х-хо! Будет бол-ль!
Ирка напряглась. В голосе хмыря, когда он
сказал «боль», ей послышался неподдельный страх.
– Что ищут?
