– Еще чего! Полотенцем один раз кинули и то не
попали! Да ну их! Лучше б они меня шваброй молотили с любовью, чем
занудствовали бы правильно, но без любви! Добренькими прикидывались, а сами
меня тихо терпели! Я порезала им все стулья, прожгла сигаретой диван! А они смотрели
на меня как на нагадившего котенка: «О, мы понимаем! Переходный возраст! Всё же
в другой раз мебель лучше не портить! А сейчас иди в свою комнату и знай: мы
наказываем не тебя лично, а боремся с твоими недостатками!»
– По-моему, нормальные люди. Вообще-то
подростков берут редко. Все хотят синеглазых карапузов в возрасте, когда мамой
являются все предметы в юбке, а папой все предметы в штанах, – задумчиво
сказал Эссиорх и получил взгляд, от которого дохнут мухи.
– И ты убежала? – спросила умная Улита.
– Что я, тупая, бежать? Спокойно собрала
вещички, помадой написала на зеркале, у кого в самом деле проблемы, и ушла, а
потом завела себе Добряка, – заявила Варвара.
– Купила? – неосторожно спросил Мошкин.
Варвара засмеялась. Предположение, что Добряк
мог возникнуть в результате товарно-денежных отношений, показалось ей
совершенной нелепостью.
– Сто раз! Нашла в ремонтном депо Казанского
вокзала.
– А что ты там делала?
– Перекантовывалась в товарняках. Ему было
дней восемь. Он лежал между шпалами, как фриц в окопе, и не мог через них даже
переползти. Я набирала молоко в шприц без иголки и кормила его. Потом у него
одеревенели лапы. Я отправилась с ним в ветеринарку. Там сказали, что это
инфекция и он наверняка подохнет, но если мне совсем нечего делать, я могу
каждые полчаса колоть ему глюкозу… Даже дали бесплатно всю эту бодягу. Я колола
каждые двадцать минут, и он выжил.
– А где его мать? – спросил Чимоданов.
– Не знаю точно. Потом только услышала:
накануне какую-то собаку убили сторожа. Вроде она была бешеная и на них
бросалась. Но я думаю: врут. Я бы тоже взбесилась, если бы меня били лопатой.
– Это смотря как! Ежели с разворота и острой
частью, то едва ли, – хищно сказал Чимоданов.
Варвара встала и потянулась.
– А теперь баю-бай! На всякий случай зарубите
себе на носу: когда я встаю – я всех бужу! Когда будят меня – я всех убиваю!
Прямо в одежде она улеглась на диван, натянула
на себя плед и мгновенно отключилась. Добряк привычно устроился рядом и
прижался к хозяйке боком. Так он и дремал с полузакрытыми глазами, негромко
рыча и не забывая показывать молодые белые зубы.
– Очень самодостаточная парочка! –
заметил Эссиорх.
– А мне они нравятся! – сказала Улита,
немного подумала и добавила: – Хотя вообще-то, конечно, в приличных домах перед
сном разуваются. С другой стороны, я ее понимаю: разуешься – ботинки сопрут.
* * *
Ночью по стенам домов на липких пальцах
ползали суккубы с целыми авоськами мерзких снов. В спешке они часто путали сны.
Так директор машиностроительного завода, пузатый, плечистый и доминирующий
мужчина, лысый как колено, отец троих сыновей и дед шести внуков, получил сон,
что у него плохо смылся лак с ногтей. Всю ночь он потел и пугался, а утром
проснулся злой, больной и не пошел на работу.
Но это по стенам соседних домов. К этому же
дому ни один суккуб не смел даже приблизиться.
Стражи спят недолго – не больше, чем нужно,
чтобы отдохнули тела. Уже в половине четвертого Корнелий с Эссиорхом сидели на
кухне. Наспех разбуженные Мошкин, Ната и Чимоданов мялись рядом. Мошкин был хмур
и пил кофе, Ната безадресно злилась на весь мир, а Чимоданов, хотя и выглядел
бодрым, имел на голове такую прическу, что мог заколоть дикобраза, бодаясь с
ним один на один.
– А где Улита? – поинтересовался
Корнелий.
– Мародерствует в магазине одежды, –
пояснил Эссиорх.
– Ночью??
– Некоторые и по ночам работают. Она заявила,
что страдала без меня так долго, что ей теперь надо от меня отдохнуть и
привыкнуть к мысли, что я снова рядом.
Окончательно запутавшийся Корнелий потряс
головой.
– Какая-то мутная логика! – сказал он
жалобно.
– С женщинами всегда так. Лучший способ их
понять – вообще не заморачиваться. И поменьше их слушать. Все самые тяжелые
раны в этом мире были нанесены языком, – рассеянно сказал Эссиорх.
– Угу. В таком случае, все знакомые твоей Улиты
уже при последнем издыхании. У нее во рту просто многоствольный пулемет! –
заметил Корнелий.
Мысль была верная. Порой Улита могла брякнуть
такое, что сама приходила в замешательство.
Варвара проснулась в начале пятого и сразу
появилась на кухне. Впереди, как охранник, следовал Добряк. Тут же, утратив
суровость, он сунулся мордой к холодильнику и получил от хозяйки совет худеть.
Варвара выглядела заспанной, недовольной, но одновременно деловитой.
– Я передумала работать на вас даром!
Перетопчетесь! – заявила она.
– И что же ты хочешь? – спросил Эссиорх.
– Сто! – сказала Варвара решительно.
– Сто чего? Рублей?
– Оставь их себе! Сто блоков сигарет и новый
фонарь с запасными батареями.
Корнелий виновато посмотрел на Эссиорха. Ему
было неловко, что девушка, которая впервые в жизни стала для него чем-то
большим, чем просто строчкой с номером мобильника, оказалась такой
меркантильной. Зато Эссиорх отнесся к наглому требованию философски.
– Никогда не слышал, чтобы со света пытались
сдирать деньги. С другой стороны, думаю, что вторая половина карты Хаоса того
стоит, – сказал он спокойно.
– По рукам? – спросила Варвара.
– По рукам. Найти сто блоков неудачливых
сигарет будет проще простого. Кто-нибудь заработает себе желтые зубы на пару
недель позже, – прикинул Эссиорх, протягивая ей для хлопка руку.
Хлопать его по ладони Варвара не стала.
– И так сойдет! Со мной пойдут: ты и ты!
Готовы, гномы? – Варвара покровительственно ткнула пальцем в Эссиорха и
Корнелия.
«Гномы» переглянулись.
– А остальные? – спросила Ната.
– Остальные остаются сторожить воздух в
комнате! – безапелляционно сообщила Варвара.
Услышав, что ее не собираются брать, Ната
равнодушно передернула плечами и заявила, что в таком случае ее не надо было
будить. Самолюбивый Мошкин скрыто обиделся, а Чимоданов пожелал всем
провалиться в люк и прихлопнуться крышкой.
