– Она не должна знать! Никогда! Ты поняла?
Варвара стояла, непонимающе оглядываясь на
Улиту. Добряка, застывшего у ее ног, больше интересовал Депресняк, расслабленно
лежавший на плече у Дафны и обливавший пса несказанным презрением. Казалось, он
презирает не только Добряка, но и его папу, маму, бабушку – вообще всю собачью
породу в целом и каждого пса по отдельности.
Добряка нюансы кошачьего отношения
интересовали мало. Взгляд маленьких внимательных глазок был спокоен до
крайности. Пес, любящий душить котов, и кот, любящий драться с собаками, нашли
друг друга.
– Ну чего тебе? – крикнула Варвара, так и
не получив объяснений, зачем ее окликнули.
– Ничего! – опомнившись, громко ответила
Улита. – Я просто хотела сказать, что рада была познакомиться!
Варвара хмыкнула. К заезженной вежливости она
была равнодушна, особенно когда усматривала в ней натяжку.
– С кем? Со мной, что ли? Издеваешься? Дальше
что? Намылим от радости веревку?
Воздержавшись от конкретных рекомендаций,
Улита ограничилась тем, что помахала Варваре рукой. «Как же мне нравятся эти
папа и дочка! Прям патронов никаких не хватит – так нравятся!» – проворчала
она.
Всё то время, пока Варвара уходила, Арей
упорно смотрел ей вслед. Когда же она скрылась, он отвернулся и, ни с кем не
прощаясь, побрел в противоположную сторону. Так он и шел – огромный, немного
сутулый, раскачивающийся при ходьбе, больше похожий на усталого грузчика со
склада бытовой техники в Перово, чем на лучшего бойца мрака.
– Мне кажется, сейчас его бы прихлопнул любой
практикант, впервые получивший флейту! – подал голос Корнелий, однако
испытывать судьбу не стал.
Улита взяла Эссиорха за руку.
– Жалко, конечно, у пчелки, но, скажи, Арей
мог бы исправиться? Ведь он явно не такой, как, скажем, Лигул! –
проворковала она.
Эссиорх удивленно уставился на нее.
– А про умножение на ноль ты не хочешь
спросить?
– А что тут такого?
Эссиорх пошевелил пальцами, пытаясь лучше
сформулировать.
– Учи матчасть! Исправиться может человек,
если захочет, причем не сам, но прося помощи у света и получая ее, но не темный
страж. Это вне его природы. Волку можно вырвать все зубы, но всё равно не
научишь его жужжать и пить нектар.
– Но Арей же неплохой! – упрямо возразила
Улита.
Эссиорх строго посмотрел на нее.
– Не усложняй Усложнение – это мыслительный
туман, а туман никогда не бывает от света. О страже как о человеке суди просто
– по его поступкам. Что делает Арей? Продлевает регистрации комиссионерам и
суккубам. Убивает своих и чужих, отправляет тысячи русских эйдосов в Тартар.
Это дела. А всё остальное – романтическая пыль.
– Но со мной он честен!
– Честность – что-то такое, что бывает всегда
и во всем, а не иногда и время от времени. Всё, что имеет исключения, это
ситуативное лукавство. Представь, что Меф и дальше оставался бы у Арея и под
его влиянием. Прошло бы лет десять, и он стал бы таким же «благородным»
убийцей, который вначале с лицом, выражающим тотальное неприятие зла,
выкашивает из пулемета детский сад, а потом заботливо вытаскивает занозу из
лапки котенка.