Серебряный вот уже в который раз нетерпеливо посмотрел на часы.
Что за секретарша ему досталась?! Сказано же ей было — увольнение отменяется! Так нет! На работу не идет, официального приглашения ждет, негодница! А он, между прочим, еще со вчерашнего вечера настроился на крепкий кофе в ее исполнении…
В дверь робко постучали.
— Войдите! — прорычал Серебряный.
— Здравствуйте, Иван Матвеевич. — Его блудная секретарша мялась на пороге, стыдливо опустив глаза долу.
— Здравствуйте, Мария Андреевна. — Он вежливо улыбнулся. — Мне хочется верить, что это последний раз, когда вы без веской причины опаздываете на работу.
— Да, это в последний раз.
— Ну, так что вы стоите? Кофе мне сварите, что ли…
Она мышью прошмыгнула мимо него, скрылась за раздвижной дверью. Серебряный взял из пепельницы два каштана, покрутил их в пальцах, успокаиваясь.
Да что он в самом деле, заводится как мальчишка при виде этой маленькой негодницы? Надо брать себя в руки. Это никуда не годится.
— Ваш кофе. — Перед Серебряным появилась его любимая пол-литровая чашка.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
— Мария Андреевна, зайдите в бухгалтерию, получите премию.
— Какую премию? — Она замерла, посмотрела на него настороженно.
— Премию к Новому году, — сухо сказал Серебряный. — А вы что подумали?
— Ничего. Спасибо. Я могу идти?
Он положил каштаны на стол.
— Идите.
День выдался сумасшедший. Маша вертелась как белка в колесе. Даже на обед не выходила. Было такое чувство, что во время ее отсутствия все остановилось, столько скопилось дел, требующих немедленного решения. Интересно, кто ее заменял?
Оказалось — красавица Альбина. Наверняка в приемной Большого босса Альбина смотрелась замечательно. Жаль только, что работница из нее никудышная. Или она специально так все запустила, назло врагам?
Разбираться, какими мотивами руководствовалась Альбина, когда учиняла кавардак в ее документах и компе, было недосуг. Требовалось срочно разгребать завалы. Положа руку на сердце Маша была даже благодарна своей нерадивой предшественнице. Есть, чем занять голову и руки, нет времени думать о Серебряном и о своем грехопадении…
Рабочий день подошел к концу. Осталось каких-то пятнадцать минут — и можно уходить. Маша уже выключила компьютер, когда Серебряный потребовал кофе…
Кофе никак не желал закипать, Маша тоскливо поглядывала на часы. За спиной послышался шорох.
Серебряный стоял, прислонясь спиной к закрытой двери. Он смотрел на Машу удивленно-задумчивым взглядом. Точно так же он смотрел на нее тогда, в ночь ее грехопадения…
…Забытый на плите кофе убежал. Уже застегивая блузку, Маша отстраненно подумала, что если плиту не отмыть прямо сейчас, то завтра будет поздно. Только вот Маша просто не в силах сделать это сегодня. Сегодня ей хочется одного — побыстрее уйти. Подальше от этой потайной комнаты, подальше от этого мужчины…
Ему тоже хочется, чтобы она поскорее ушла, и от этого на душе тоскливо и муторно, и хочется выть в голос…
— Я вызову такси, — сказал Серебряный.
— Спасибо, я доберусь сама. — Руки дрожали, она никак не могла справиться с пуговицами.
Как скажешь, — он отвернулся к черному провалу окна спиной к ней…
В Машиной жизни наступил странный период. Про себя она называла его порой грехопадения. Падать было больно и одновременно мучительно приятно.
Про «больно» ей было все ясно — кому хочется чувствовать себя игрушкой в чужих руках? А она именно так себя и ощущала, игрушкой князя Серебряного. Она даже любовницей не могла считаться. С любовницами помимо всего прочего разговаривают… а с ней не разговаривали…
«Сверхурочная работа» стала ритуалом. Сначала, в самые первые дни, Маша пробовала бунтовать, но Серебряный как-то очень быстро подавлял ее маленькие бунты.
Если бы он был груб, она нашла бы в себе силы сопротивляться, но он не был груб. Совсем наоборот…
Теперь вся ее жизнь делилась на три части: «до», «во время» и «после». «До» и «после» можно было охарактеризовать одним словом — «ожидание».
«Во время» Маша становилась другой. И Серебряный становился другим. Каким-то шестым чувством она знала — Серебряный дорожит этими моментами близости. Но их связь делает его уязвимым, а быть уязвимым Серебряный не привык…
Возможно, именно поэтому, когда «во время» заканчивалось и наступало «после», они сразу становились чужими. Возможно, именно поэтому Маша продолжала обращаться к нему на «вы» — и «до», и «во время», и «после».
Иногда его это смешило, иногда злило.
— Какое, к черту, «вы»?! — орал он. — Прекрати мне «выкать»!
Маша отмалчивалась, отводила глаза и продолжала называть его Иваном Матвеевичем.
— Машка, ты самая невыносимая женщина из всех, кого я знаю, — сказал он однажды. — Ты даже представить себе не можешь, как с тобой тяжело.
С ним тоже было нелегко. И с каждым днем становилось все тяжелее. Маше казалось, что Серебряный ждет от нее чего-то большего, чем молчаливой покорности, и поэтому злится.
Возможно, нет, теперь уже наверняка она могла бы дать ему это «большее», если бы он четко обозначил ее статус.
Кто она?
Секретарша с дополнительными функциями?
Любовница?
Возлюбленная?
Он каждый раз относился к ней по-разному. Она бывала и секретаршей, и любовницей, и возлюбленной. Впрочем, считать себя возлюбленной князя Серебряного было крайне самоуверенно. Даже не потому, что он олигарх, а она никто. А потому, что у Серебряного возлюбленной не может быть по определению. Он не тот человек, чтобы привязываться к кому-то. Он волк-одиночка. Ему никто не нужен.
Машина жизнь была бы намного проще и понятнее, если бы он наконец расставил все точки над i.
* * *
С самого утра Серебряный был зол на весь белый свет. Никогда раньше он не думал, что бабы могут лишить его душевного равновесия.
Ошибался! Век живи — век учись.
У него и раньше бывало по несколько любовниц одновременно, но они никогда не доставляли хлопот ни ему, ни друг другу. Разумные были женщины. А вот теперь он, похоже, влип. Да еще из-за кого?! Из-за надежной и рассудительной Людмилы. Из-за расчетливой и в меру меркантильной Гелены.
Дернул же его черт повести первую в тот самый клуб, в котором выступает вторая! Хотя это не он повел, это его повели. Можно сказать, на аркане потянули.
Кто бы мог подумать, что возраст так меняет женщину?! Людмила вернулась со своего новомодного курорта во всех смыслах обновленная: помолодевшая еще на добрый десяток лет, похудевшая, с новой прической, новым лицом, новой фигурой и, как выяснилось, с новыми мозгами…
