Лика снова получила отсрочку…
* * *
Ее мальчик улетел. Пришло время действовать. Первым делом она наняла частного детектива. Просто выбрала первое попавшееся в газете объявление и позвонила по одному из указанных телефонов. Важно узнать, с кем эта негодяйка изменяет ее мальчику.
На сбор информации ушла неделя. Теперь она знала. Теперь она больше не верила ни в любовь, ни в дружбу…
Любимая жена Егора изменяла ему с его лучшим другом.
Как низко! Как мерзко!
Эти двое заслуживали наказания…
Ее план был хлипким и в некотором смысле даже опасным. Если бы было больше времени, она придумала бы что-нибудь более надежное, но времени не оставалось. Насколько позволяли сроки, она изучила маршрут жертвы, его привычки. Теперь она думала о нем не как о человеке, а именно как о жертве.
Она выбрала этот участок дороги не случайно: узкий, большой скорости не разовьешь, рядом лес, кустарник, место тихое, безлюдное. Идеальное место.
Она провела в засаде целый день. Знакомый по отчетам частного детектива джип появился к вечеру. Она была готова. Юбка до пят, допотопная синтетическая кофта, на голове ситцевый платочек, в руках корзинка с грибами. Бабушка — божий одуванчик. Что с такой взять? Зачем такую бояться?..
Перекрестившись, она бросилась под колеса джипа…
Было очень больно. Кажется, она даже потеряла сознание, потому что, когда очнулась, оказалась уже внутри пахнущего кожей и одеколоном салона.
…Он был еще молодым, даже моложе, чем на фотографиях. Растерянное лицо, испуганный взгляд.
— Бабушка, вы как?
Она молчала, всматривалась в его лицо — ничего порочного, мальчишка как мальчишка… Как такого убить?..
— Бабушка, что же вы по сторонам не смотрите? Я же вас чуть не задавил! В самый последний момент притормозил. Что у вас болит? Может, вас в больницу отвезти?
Было так легко попасть под его обаяние. Ни к чему ей это…
Она со стоном села, ощупала кости — кажется, все цело. Сильно болели бок и голова, но это не беда. Она сделает то, что должна, и все сразу пройдет.
— Бабушка, вы только не молчите. Если что надо, говорите сразу. Как вы себя чувствуете?
— Хорошо.
— Ну, слава богу! А то я чуть инфаркт не получил от страха, пока вы без сознания были. А я же еще молодой, мне инфаркт… — Он ойкнул и замолчал, перевел удивленный взгляд с нее на нож с наборной ручкой.
На лезвии ножа была кровь…
— Бабушка…
— Да, внучек?
— Что это вы…
Больше он ничего не сказал…
Она ничего не чувствовала: ни горечи, ни радости. Сняла с головы платок, протерла все, до чего могла дотронуться в этой пахнущей кожей и одеколоном машине. Завернула в платок нож, выбралась на дорогу, подобрала на обочине корзинку и нырнула в кусты. В лесу, километрах в двух от места, выбросила окровавленный платок, присыпала его листвой и ветками, Скоро пойдут дожди, и тряпица сгниет… От ножа избавляться не стала — хорошая вещь, полезная, — положила его на дно корзинки, прикрыла грибами. Пока шла к электричке, собрала еще грибов. Вечером можно нажарить их с картошкой. Славный будет ужин.
* * *
О том, что Стриж погиб, Лика узнала от Серебряного. Заскочила в офис на минутку, чтобы по поручению мужа передать какие-то документы…
…Она сидела на диване в кабинете Серебряного и тупо смотрела, как он мечется из угла в угол, отдает по телефону какие-то распоряжения, беспрестанно курит. А потом его голос стал глуше, запах дыма гуще, кабинет поплыл…
— …Ну что же вы, Иван Матвеевич? — услышала она женский голос. — Девочка беременна, а вы дымите как паровоз.
— Господи, Анна! Откуда мне знать, что она беременна?! — Голосу Серебряного был виноватый и сердитый одновременно. — Мне Егор ничего не говорил.
— Так это ж невооруженным взглядом видно, дайте воды.
Она открыла глаза. Может, ей все примерещилось? Может, со Стрижом все в порядке? Господи, ну сделай так, чтобы все это оказалось лишь страшным сном!
А потом она увидела лицо Серебряного, и надежда растаяла.
— Лика, ты прости меня, болвана. Я сейчас ни о чем не могу думать, — он вымученно улыбнулся.
Она знала, что Серебряный тоже страдает. Стриж был ему почти братом.
— Кто его убил, Иван?
— Не знаю, — он со свистом втянул в себя воздух — но я узнаю…
— Как это случилось? Как он… погиб?
— Его ударили ножом. Лика, я скажу Степану, чтобы он отвез тебя домой. — Серебряный помог ей встать на ноги.
— Анжелика Станиславовна, а зачем вы приезжали? — спросила Аннушка, секретарша Серебряного.
— Что? — В голове был туман. Она напрочь забыла, зачем приезжала в офис. Кажется, нужно что-то передать Серебряному… вот эту папку…
— Тут документы, Егор сказал, что…
— Хорошо. — Он не дал ей договорить, забрал папку, положил на стол. — Аннушка, позвони Степану.
— А можно мне, — она никак не могла решиться, — можно мне его увидеть?
— Лика, езжай домой, — мягко сказал Серебряный.
Как же она ненавидела его в тот момент! За то, что из-за собственной боли он не замечает ничего вокруг, за то, что лишает ее последней возможности побыть со Стрижом наедине. Она ненавидела и себя. За свою извечную трусость, за неспособность принимать решения…
* * *
…Серебряный не сводил взгляда с зажигалки. Если броситься на Егора прямо сейчас, успеет тот высечь искру? По всему выходило, что успеет. Пока он преодолеет разделяющее их расстояние, на Маше загорится одежда. Пока он будет разбираться с Егором… Он боялся подумать, что может случиться за это время. Он не знал, что делать, как остановить этот кошмар. Собственное бессилие было хуже страха.
Надо как-то отвлечь Егора, заставить хоть на мгновение забыть про эту чертову зажигалку…
— Лика написала мне письмо, — тихо сказал он. — В нем — вся правда. Хочешь прочесть?
— Какое письмо? — Глаза Егора вспыхнули.
— Оно у меня в кармане. Я достану?
— Доставай! Только медленно, без глупостей. — Егор поднес зажигалку к Машиным волосам.
— Не волнуйся, никаких глупостей, — Серебряный очень медленно сунул руку в карман пиджака, нащупал конверт. — Только не волнуйся.
— А кто сказал, что я волнуюсь? Я уже не волнуюсь. Это ты волнуешься. Давай сюда письмо!
Серебряный достал конверт.
— Положи на журнальный столик, медленно. А теперь отойди к дальней стене. Давай, давай!
Это было совсем уж плохо. Теперь их разделяло метров пять, а это дополнительные мгновения. Когда придет время действовать, счет пойдет как раз на эти мгновения. И до входной двери далеко. Теперь между ним и дверью — Егор.
