А внутри ее… О, Спенсеру удалось добраться до таких мест, о существовании которых она даже не подозревала. Тягучее, сладкое ощущение росло внизу ее живота, грозя взорваться с каждой минутой. И Амелия боялась, что потом уже не станет прежней. Силы покинули ее руки, и она почти легла на стол. С губ Спенсера сорвался одобрительный стон, и его бедра заработали быстрее, а складки подола принялись ласкать Амелию как раз в том месте, где она больше всего этого хотела.
— Спенсер, — выдохнула она, и ее голова упала на руки.
— Нет. — Погрузив пальцы в волосы жены, Спенсер с силой дернул. Боль смешалась с наслаждением, окатив Амелию горячей волной с головы до ног. — Смотри на себя, — приказал он. — Смотри на себя, когда достигнешь кульминации. Все мужчины там, внизу, могли смотреть на тебя. Такую остроумную. Желанную. Обворожительную. Грациозную. — Каждое слово соответствовало новому толчку. — Но вот только теперь ты по-настоящему красива, и красота эта принадлежит мне. Мне. Только мне одному. Отныне и навсегда. Ты поняла?
Амелия подумала, что подобное просто невозможно, но Спенсер удвоил усилия. Флакончик с одеколоном скатился со стола и упал на пол, наполнив воздух густым ароматом. Органы чувств Амелии были переполнены.
— Моя, — вновь повторил Спенсер.
— Да. — Амелия завороженно смотрела, как ее лицо, отражавшееся в зеркале, заливает розовый румянец. Ее припухшие губы раскрылись, выпустив на волю кончик языка. Она смотрела в голубые сапфиры собственных глаз, чувствуя, что с каждым новым толчком взлетает все выше и выше. Спенсер оказался прав: вот она, настоящая красота.
— Да. О, Спенсер, да. — Амелия зажмурилась. Она просто не смогла удержаться. Развязка оказалась слишком мощной и неожиданной. А Спенсер все не останавливался.
Когда дрожь в теле Амелии немного стихла, она заставила себя открыть глаза и посмотреть в зеркало. Выставив подбородок вперед, ее муж стиснул зубы. Его лицо исказилось так, словно наслаждение причиняло боль. Он закрыл глаза и запрокинул голову.
Это выражение сладострастия было лишь для нее одной. Она сделала это.
— Да, — выдохнула Амелия. — Да, сделай же это для меня.
Из горла Спенсера вырвался хриплый крик, а потом он замер, вонзив ногти в бедра жены. В этом месте завтра наверняка появятся синяки, которые она будет лелеять как память.
Так они и стояли, навалившись на многострадальный стол, тяжело дыша и вздрагивая. Спенсер уткнулся лбом в обнаженное плечо жены. Тела обоих покрывали капли пота.
Спенсер отстранился, и Амелия беспомощно задрожала в его объятиях. Ее колени подгибались, и она сомневалась, что вообще сможет стоять.
— О, Амелия, — наконец произнес Спенсер. Его голос звучал неясно и устало. — Идем.
С этими словами он помог жене добраться до кровати. Амелия без сил упала прямо поверх покрывала, в то время как Спенсер играл роль ее служанки, снимая платье, чулки и нижнее белье. Он намочил полотенце в тазу с водой и протер Амелии лицо и шею, прежде чем приложить прохладную ткань к ее разгоряченной плоти.
После этого он растянулся рядом с ней.
— Ты в порядке?
Амелия кивнула.
Спенсер убрал с ее лица пряди волос и поцеловал в щеку. А потом в шею. И в чувствительное место под ухом, где ритмично пульсировала жилка. Никаких покусываний и жадных ласк языком. Лишь легкие, точно прикосновения перышка, нежные и благоговейные поцелуи.
Амелия улыбнулась и погладила мужа по волосам.
— Спенсер?
Мужчина поднял голову, и в его глазах застыл безмолвный вопрос.
— Пожалуйста, поговори со мной, — взмолилась Амелия. — Такой чудесный момент, а ты хочешь все испортить. Именно сейчас ты должен сказать что-то высокомерное и бесчувственное. Чтобы спасти меня, пока я окончательно не потеряла собственное сердце.
Однако Спенсер лишь улыбнулся в ответ.
— О Господи. — Голова Амелии упала на подушку. — Ну вот. Я влюбилась в тебя.
— Только сейчас? — Тихо засмеявшись, Спенсер перекатился на бок, а потом сел, подперев щеку рукой. — Слава Богу. — Он провел рукой по волосам. — Тебе потребовалось гораздо больше времени, чем мне.
— Что? — Амелия ошеломленно села на кровати. — Что ты говоришь? И с каких пор?
— С самой первой нашей встречи, Амелия.
— Нет, я тебе не верю.
— Не веришь? — Спенсер бросил многозначительный взгляд на карман жилета, из которого торчал кусочек белой ткани.
— А почему ты до сих пор одет? — лукаво спросила Амелия, берясь за белую ткань. Ее руки стали вдруг ватными, когда она посмотрела на то, что в них оказалось. Это же ее носовой платок. Тот самый, что она сунула в руку Спенсера на террасе у Бэнскомов. С вышивкой из ее собственных инициалов, переплетенных виноградными лозами и украшенных крохотной пчелкой. Неужели Спенсер носил его с собой с тех самых пор? Носил в сердце любовь к ней? Амелия никогда не поверила бы в это, если б не держала в руках доказательство.
Она потрясенно посмотрела на мужа.
— Спенсер…
На щеках герцога выступил румянец, и он немного отодвинулся, словно защищаясь.
— Ну, продолжай. Добей уж меня окончательно. Ты уже обозвала меня романтиком и сентиментальным глупцом. И я даже не представляю, что еще ты можешь сказать.
— Ты очень добрый.
— О Боже, вот оно. — Спенсер рухнул на постель, словно ему только что нанесли удар в самое сердце. — Попробуй только повторить это в чьем-нибудь присутствии, и я буду вынужден обвинить тебя в клевете.
— Ни одной живой душе не скажу, — пообещала Амелия, с улыбкой прижимаясь к мужу. — Это будет нашим маленьким секретом.
Спенсер обнял жену за плечи и удовлетворенно вздохнул.
— Ну теперь-то мне позволено называть тебя как-нибудь ласково? Или ты обвинишь меня в том, что я обращаюсь с тобой как с лошадью?
— Это будет зависеть от того, как ты меня назовешь. Что приходит тебе на ум?
— Моя дорогая? Моя прелесть? Мое чудо? — Спенсер скептически пробовал каждое слово на вкус.
— Нет, ни одно не подойдет. Их употребляли слишком часто, и они потеряли свой первоначальный смысл.
Спенсер перекатился на бок, чтобы видеть лицо жены.
— А как насчет моей жемчужины? Моего цветка? Моего сокровища?
Амелия рассмеялась:
— А теперь ты просто дурачишься.
Спенсер обхватил ладонью лицо Амелии, и при виде того, что пряталось в глубине его глаз цвета ореховой скорлупы, у нее перехватило дыхание. Человеческие эмоции, очень сильные и яркие, спрятанные слишком глубоко, чтобы до них дотянуться. Но усилия того стоили.
Внезапно Спенсер перестал смеяться и посерьезнел.
— Моя жена. Мое сердце. — Он склонил голову набок и задумался. — Мой самый близкий друг.
