— Откуда ты знаешь?
Абигайль всегда поражалась способности матери добывать информацию буквально из воздуха.
— О, мне кое-что рассказал Моррисон. Очевидно, горничная леди Серены много чего наговорила об их семье, когда сидела у нас на кухне. Очень часто слуги знают о знатных семьях то, что неведомо господам.
— А как зовут брата? — заинтересовалась Абигайль.
— Граф — Джаспер Салливан. Младший брат — Перегрин Салливан.
— Хотелось бы знать, они похожи?
Два голубоглазых златовласых Салливана, фланирующих по лондонским улицам, казались Абигайль слишком большим счастьем.
— Этого я сказать не могу, — пожала плечами мать. — Но вдруг леди Серена захочет пригласить Перегрина на наш званый обед?
— А вдруг она плохо с ним знакома?
Марианна промолчала и, взяв с подноса печенье, обмакнула в кофе.
— Все может быть. Во всяком случае, я жду большого успеха. Но не следовало ли пригласить генерала? Он всегда может отказаться.
— Зачем наживать себе лишние беды, мама? — спросила Абигайль, взяв в руки «Ледиз газетт». — Вы сами сказали, что это вечеринка для молодых людей.
— Возможно, ты права.
Марианна устроилась поудобнее и закрыла глаза, решив подремать.
Глава 10
Себастьян вернулся домой, ругая себя за то, что спровоцировал нелепую ссору, и все же убежденный, что не мог придержать язык, когда речь идет о чем-то столь жизненно важном, как благоденствие Серены, не говоря уже о ее счастье. Разве пристало ему стоять в стороне, ломая руки, когда ей угрожает опасность? А он не сомневался, что существование под одной крышей с отчимом рано или поздно приведет к беде. Если бы она питала к Себастьяну искренние чувства, признала бы его право высказывать свое мнение. Конечно, он был чересчур резок, но ведь его, в свою очередь, спровоцировали! Возможно, стоит смириться с тем, что любовь к нему Серены не так глубока, как его любовь к ней. Но если это так, основываясь на прошлом опыте, нужно бежать от нее как можно быстрее.
Он пытался противиться этой мрачной мысли, но она нависла над ним, как мрачная тень над залитым солнцем лугом.
Когда он вошел в дом, Перегрин как раз спускался по лестнице.
— Выглядишь так, словно потерял гинею, — заметил он, надевая перед зеркалом шляпу.
— Хотел бы я, чтобы все было так просто, — криво усмехнулся Себ. — Куда идешь?
— Думаю, самое время нанести визит старику. Я не видел нашего достославного дядюшку Бредли с прошлого месяца. Не хочешь составить мне компанию?
— Почему нет? — вздохнул Себастьян. — Надо же чем-то заполнить день.
— Не хочешь откровенно поговорить? Я не спешу.
Себастьян покачал головой:
— Не сейчас, но спасибо за предложение. Я не в своей тарелке, и не знаю, с чего начать. Дурацкое положение.
Перегрин без труда разгадал причину скверного настроения брата. Слишком часто он видел это выражение его лица за последние три года, и про себя пожелал леди Серене Кармайкл отправиться куда-нибудь подальше. Она никогда не приносила Себу ничего, кроме бед. Но есть граница, которую не может пересечь даже любимый брат.
Поэтому Перри счел за благо оставить эту тему.
— Прогуляемся? — предложил Себастьян.
— Если хочешь. День выдался неплохой, — с готовностью согласился Перри. И оба направились к Пиккадилли и Стрэнду. Шли молча. Вести разговор и без того было бы трудно из-за воплей уличных торговцев и носильщиков портшезов, стука железных колес по булыжникам, лая бродячих собак, неожиданного ржания лошади, слишком резко остановившейся перед каким-то препятствием.
Себастьян, казалось, отстранился от всего земного, не замечая даже раскрашенных и напудренных жриц любви в платьях с вырезами, обнажавшими грудь. Они рассекали толпу, сопровождаемые своими горничными, и словно предлагали товар прямо на ходу. Такая рассеянность брата была совершенно для него нехарактерна и свидетельствовала о душевном расстройстве. Обычно Себастьян с интересом оглядывал проходящих дам через лорнет, бросая изредка непристойные комплименты. Что же, черт побери, такого в этой женщине, которая приобрела неодолимую власть над Себастьяном?
Они остановились у величественного особняка виконта Бредли на Стрэнде и, вздохнув, приготовились к тому, что ожидало их внутри. Непонятно, в каком настроении пребывает дядюшка. Разумеется, он в любом состоянии ехиден и язвителен, просто иногда чувствовал себя получше.
Луи, правая рука дядюшки, открыл дверь на стук братьев. Он был неподражаем в своей зеленой ливрее и пудреном парике.
— Мистер Себастьян… мистер Перегрин. Сейчас спрошу, примет ли вас его светлость. Сейчас у него лорд Блэкуотер.
— Вот как? — поднял брови Себастьян. — Что же, поднимемся?
Он шагнул к лестнице.
— Предлагаю подождать в другой комнате, пока лорд Блэкуотер не уйдет. И тогда я точно узнаю, готов ли его светлость принимать других визитеров.
И хотя все это было высказано почтительным тоном, в устах Луи звучало как повеление. Братья кивнули и прошли по лестнице на галерею. Дверь открылась в устланную толстым ковром комнату. Братья так привыкли к богатой обстановке в индийском и восточном стилях, к золотым и серебряным безделушкам, фарфоровым статуэткам и картинам в тяжелых позолоченных рамах, что едва их замечали. Виконт Бредли нажил значительное состояние в Индии и на Востоке, и его дом и обстановка были отражением этой жизни.
— Интересно, что привело сюда Джаспера?
Себастьян подошел к графинам на буфете и стал рассматривать их через лорнет.
— Господи, хотя бы раз в жизни увидеть здесь приличный коньяк! Ничего, кроме шерри!
— Полагаю, все, что подороже, он держит для себя. Перри нахмурился.
— Я не видел Джаспера пару недель. Возможно, делает обязательный визит, как и мы.
В этот момент дверь спальни виконта открылась, оттуда вышел Джаспер и без особого удивления оглядел братьев.
— Себ, Перри. Как вы? Выбрали для визита неудачное время. Он в ужасном настроении и готов ругать всех и вся.
— А ты не захватил с собой Клариссу, — лукаво заметил Перри. — Вот старый черт и злится.
Джаспер улыбнулся и покачал головой. Перегрин вспомнил тот день, когда вместе с Себастьяном впервые увидел миссис Клариссу Ордуэй, нынешнюю графиню Блэкуотер.
— Нет, я оберегаю ее от этого сатира как только могу.
Он налил себе шерри.
— Будьте там поосторожнее, — остерег он, кивком показывая на дверь спальни.
В это время раздался отчаянный звон колокольчика. Прежде чем замерла последняя нота, из боковой двери появился худой, одетый в черную рясу мужчина и, не обращая внимания на братьев, скользнул в спальню.
