Ну, самое время ему начать волноваться.
Пенелопа вздернула подбородок, расправила плечи.
— Он не Господь Бог, — решительно произнесла она. — И у него нет права играть с нами, как с оловянными солдатиками.
Томми увидел ее гнев и грустно улыбнулся:
— Не делай этого, Пен. Я того не стою.
Она вскинула бровь.
— Не согласна. И даже если ты не достоин, то я достойна! И я этого не допущу.
— Он сделает тебе больно.
Уголок ее рта приподнялся в кривой усмешке.
— Скорее всего он так или иначе сделает мне больно. Тем больше оснований противостоять ему. — Она направилась к двери, открыла ее, чтобы выпустить Томми. Он подошел, негромко ступая по роскошному ковру сапогами, и ее вдруг охватила печаль. — Прости меня, Томми.
Он взял ее за плечи, тепло поцеловал в лоб и сказал:
— Я желаю тебе только счастья. Пен. Дашь мне знать, если передумаешь?
Она кивнула:
— Конечно.
Томми какое-то время смотрел на нее, по лицу его пробежала тень, и он отвернулся.
— Я буду ждать тебя. До тех пор, пока силы на ожидание не кончатся.
Ей хотелось попросить его не уходить. Хотелось попросить остаться. Но то ли грусть, то ли страх, то ли понимание того, что ее муж — это корабль, который не повернет назад, заставили ее произнести:
— Доброй ночи, Томми.
Он вышел в холл. Пенелопа смотрела на его плечи, пока он шел к выходу из «Адского дома». Дверь за ним закрылась, в тишине послышатся стук колес его кареты, подчеркнувший ее одиночество. Она осталась одна. Одна в этом мавзолее, наполненном вещами, ей не принадлежавшими, и людьми, которых она не знала. Одна в этом тихом мире.
В дальнем конце холла что-то шевельнулось, и Пенелопа мгновенно поняла, что это миссис Уорт. И еще поняла, кому отдана преданность экономки.
Пенелопа спросила в темноту:
— И сколько времени пройдет, пока он не услышит, что ко мне в одиннадцать ночи приходил с визитом джентльмен?
Экономка вышла на свет, но заговорила не сразу. А затем произнесла спокойным голосом:
— Я отправила сообщение в клуб сразу же, как только мистер Оллес вошел.
Пенелопа посмотрела на красавицу, чувствуя, как от этого предательства, пусть даже вполне ожидаемого, разгорается гнев.
— Зря потратили бумагу.
Она направилась к центральной лестнице и начала подниматься, но не пройдя и половины, повернулась к экономке, стоявшей внизу лестницы со своей безупречной прической, безупречной кожей и следившей за Пенелопой безупречными глазами, словно если она будет на страже, то сможет помешать Пенелопе совершить еще какой-нибудь поступок, который возмутит хозяина. Это разозлило Пенелопу еще сильнее.
Внезапно ее охватило безрассудство.
— Где находится клуб?
Экономка широко распахнула глаза.
— Не знаю.
— Забавно, потому что я уверена, что вы знаете. — Она не стала понижать голос, пусть красотка знает, что она не испытывает никаких угрызений совести. — Я уверена, что вам известно все, происходящее в этом доме. Кто приходит, кто уходит. И еще я уверена, вы знаете, что мой муж проводит все ночи в этом своем клубе, а не здесь.
Миссис Уорт долго не отвечала, а Пенелопа гадала, есть ли у нее право уволить эту надменную красавицу. Наконец она махнула рукой и стала подниматься дальше.
— Хотите — говорите, хотите — нет. Если придется, я просто найму экипаж и поеду искать сама.
— Ему это не понравится.
Теперь экономка шла следом по длинному коридору к спальне Пенелопы.
— Скорее всего. Но меня мало интересует, что ему нравится, а что нет.
Более того, как она вдруг поняла, такое отсутствие интереса делало ее свободной. Она распахнула дверь в комнату, подошла к гардеробу и вытащила оттуда большой плащ. Снова повернувшись к двери, она наткнулась на взгляд широко распахнутых глаз прелестной экономки. И остановилась. Может быть, это и есть черноволосая богиня Майкла? Может, именно миссис Уорт завладела его сердцем, его мыслями и его ночами? И пока она всматривалась в фарфоровое личико экономки, прикидывала ее рост, предполагав, как она смотрится рядом с Майклом, насколько ему подходит (куда больше, чем сама Пенелопа), миссис Уорт вдруг улыбнулась. Не просто улыбнулась, а широко и приветливо.
— Мистер Оллес. Он вам не любовник.
От того, что служанка вдруг заявила нечто совершенно неподобающее своему положению, Пенелопа пришла в крайнее замешательство и неожиданно для себя ответила со всей честностью:
— Разумеется. — И, стягивая перчатки, добавила: — А вы не любовница Майкла.
От изумления экономка, не задумываясь, выпалила:
— Боже правый, нет! Я бы не согласилась, даже если б он умолял! — Она замолчала. — То есть... я не имела в виду... он хороший человек, миледи.
Пенелопа положила белые лайковые перчатки и надела темно-синие замшевые. Расправляя их, она искренне произнесла:
— Он лошадиная задница, вот он кто. И я тоже не совсем уверена, что приняла бы его, если бы он умолял. Да только я за ним замужем.
— Ну, если вы меня извините, то я скажу — вы совершенно точно не должны принимать его, пока он не начнет умолять. Ему не следует оставлять вас так...
— Регулярно? — подсказала Пенелопа, решив, что, похоже, заблуждалась насчет экономки. — К несчастью, миссис Уорт, мне не верится, что мольбы входят в репертуар моего мужа.
Экономка улыбнулась:
— Вы можете называть меня просто Уорт. Так меня зовут все остальные.
— Остальные?
— Остальные партнеры «Ангела».
Брови Пенелопы резко сошлись вместе.
— А откуда вы знаете партнеров моего мужа?
— Я работала в «Ангеле» — чистила кастрюли, ощипывала цыплят, делала все, что нужно.
Теперь вспыхнуло любопытство.
— А как оказались здесь?
По лицу женщины промелькнула тень.
— Мое тело созрело. Люди начали замечать.
— Мужчины? — Можно было и не спрашивать, Пенелопа уже знала ответ. Внешность вроде этой невозможно долго скрывать даже на кухне игорного ада.
— Хозяева делали все возможное, чтобы не подпускать членов клуба близко — не только ко мне, но ко всем девушкам. — Пенелопа подалась вперед, уже догадываясь, что за этим последует. Испытывая отвращение. Желая стереть слова раньше, чем их произнесут. — Но я была беспечной. А могущественные мужчины умеют быть настойчивыми. Богатые мужчины становятся искушением. И все представители их пола бывают прекрасными лжецами, когда захотят.
