— Что? Нет! Почему ты такое говоришь?
Пенелопа улыбнулась:
— Потому что это правда. Ты пожалел свою бедненькую подружку, превратившуюся в старую деву. И решил пожертвовать собственным счастьем, лишь бы я вышла замуж.
Он кинул на нее раздраженный взгляд (такие могут позволить себе только старые друзья) и поднес к губам ее руку, поцеловав костяшки пальцев.
— Чепуха. Просто мне пора жениться, Пен. А ты хороший друг. — Он помолчал, на его лице промелькнула досада, но выглядела она так по-дружески, что сердиться на него было просто невозможно. — Наверное, я здорово напортачил, да?
Пенелопа не удержалась и улыбнулась:
— Да, немножко. Я все-таки надеялась, что ты признаешься мне в вечной любви.
У Томми сделался скептический вид.
— Прижать руку ко лбу и все такое?
Пенелопа заулыбалась еще шире:
— Именно! И может быть, еще написать мне сонет.
— О, прекрасная леди Пенелопа... Прошу вас, выходите за меня замуж!
Пенелопа засмеялась. Томми всегда умел ее рассмешить. Кстати, совсем неплохое качество.
— Довольно неубедительная попытка, милорд.
Он скорчил гримасу.
Может быть, вывести для тебя новую породу собак? И назвать ее «леди П.»?
— Весьма романтично, — согласилась Пенелопа, — но на это потребуется довольно много времени, разве не так?
Повисло дружеское молчание, но через некоторое время Томми вдруг очень серьезно сказал:
— Пожалуйста, Пен. Позволь мне защитить тебя.
Очень странное заявление, но поскольку он провалился по всем Пунктам брачного предложения, Пенелопа не стала больше цепляться к словам.
Она обдумывала его предложение. Причем на полном серьезе.
Он ее самый старый друг. Во всяком случае, один из них.
Тот, который ее не бросил.
Он умеет ее рассмешить, и она очень, очень к нему привязана. Он единственный мужчина, кто не оставил ее даже после той гибельной разорванной помолвки. Одно это уже говорит в его пользу.
Ей следует сказать «да».
«Так скажи, Пенелопа!»
Она станет леди Томас Оллес, двадцати восьми лет, и будет избавлена (как раз вовремя) от сомнительного статуса старой девы.
«Скажи: да, Томми. Я выйду за тебя. Как мило, что ты это предложил».
Она должна.
Но она так и не сказала.
«Дорогой М.!
Моя гувернантка не любит угрей. Но она, конечно же, достаточно культурный человек, чтобы понять — твое появление с одним из них в руках еще не делает тебя дурным. Питайте отвращение к греху, а не к грешнику.
Твоя П.
P . S . На прошлой неделе Томми приезжал домой, и мы ходили на рыбалку. Он официально мой самый лучший друг.
Нидэм-Мэнор, сентябрь 1813 года».
«Дорогая П.!
Это звучит подозрительно, похоже на проповедь викария Комптона. Ты так набожна? Я разочарован.
М.
P . S . Вовсе нет.
Итон-колледж, сентябрь 1813 года».
Звук захлопнувшейся за Томасом тяжелой дубовой двери еще отдавался эхом по Нидэм-Мэнору, когда на площадке второго этажа, одним пролетом выше, чем стояла Пенелопа, появилась ее мать.
— Пенелопа! Что ты наделала?
Леди Нидэм стремительно начала спускаться вниз по широкой центральной лестнице дома. Следом торопились сестры Пенелопы, Оливия и Филиппа, и сразу три отцовские охотничьи собаки.
Пенелопа сделала глубокий вдох и повернулась к матери.
— Вообще-то день был спокойным, — беспечно произнесла она, направившись к столовой и не сомневаясь, что мать идет следом. — Я написала письмо кузине Кэтрин. Ты знаешь, что она до сих пор страдает от той ужасной простуды, что подцепила еще перед Рождеством?
Пиппа хихикнула. Леди Нидэм — нет.
— Да не волнует меня твоя кузина Кэтрин! — воскликнула маркиза пронзительным тревожным голосом.
— Это очень нехорошо; никто не любит простуду. — Пенелопа толкнула дверь в столовую и увидела, что отец, все еще в охотничьих одеждах, уже сидит за столом и спокойно читает «Пост», дожидаясь женскую часть семейства. — Добрый вечер, отец. Славно провел день?
— Там чертовски холодно, — отозвался маркиз Нидэм и Долби, не отрываясь от газеты. — И я готов поужинать. Чего-нибудь горяченького.
Пенелопа подумала, что отец, возможно, не готов к тому, что его ждет за этим самым ужином, но не сказала ни слова — просто оттолкнула от своего стула нетерпеливого бигля и заняла привычное место слева от маркиза, напротив сестер. Те, широко распахнув глаза, с любопытством ждали, что произойдет дальше. Разворачивая салфетку, Пенелопа изображала невинное простодушие.
— Пенелопа! — Леди Нидэм остановилась прямо в дверях столовой, сильно выпрямив спину и стиснув маленькие кулачки. Лакеи недоуменно замерли, не зная, подавать ужин или нет. — Томас сделал предложение!
— Да. Я при этом присутствовала, — сказала Пенелопа.
На этот раз Пиппа поднесла к губам стакан с водой, пряча усмешку.
— Нидэм! — Леди Нидэм решила, что ей необходима поддержка. — Томас сделал Пенелопе предложение!
Лорд Нидэм опустил газету.
— В самом деле? Мне всегда нравился этот Томми Оллес. — Повернувшись к старшей дочери, он спросил: — Все в порядке, Пенелопа?
Пенелопа глубоко вздохнула:
— Не совсем, отец.
— Она ему отказала! — Высота голоса матери подходила исключительно для душераздирающего рыдания или древнегреческого хора. Хотя возможно, что у него имелась и дополнительная цель — заставить псов оглушительно залаять.
После того как она и собаки прекратили выть, леди Нидэм приблизилась к столу, вся в ужасных красных пятнах, будто только что прошлась мимо ядовитого плюща.
— Пенелопа! Брачные предложения от богатых, завидных молодых людей не цветут на деревьях!
В особенности в январе.
Впрочем, Пенелопе хватало ума не произнести это вслух.
Когда лакей шагнул вперед, чтобы подать суп, с которого начиналась их вечерняя трапеза, леди Нидэм рухнула в кресло, и сказала:
— Уберите! Кто может есть в такое время?
— Вообще-то я сильно проголодалась, — заметила Оливия. Пенелопа спрятала усмешку.
— Нидэм!
Маркиз вздохнул и повернулся к Пенелопе.
— Ты ему отказала?
— Не совсем так, — уклончиво ответила Пенелопа.
